Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон

Сам Маккуин как будто заражался хаотической энергией зрелища; он уверял, что такая энергия особенно присуща Лондону. «Вот откуда я родом и вот почему столько людей приезжают сюда, – говорил он. – Им не нужна просто вереница платьев – такое они увидят где угодно, в любом уголке мира».[571]

Некоторым влиятельным зрителям происходившее на подиуме совсем не понравилось. «Я прилетел из самой Америки, а увидел только прически, – сказал Андре Леон Телли, тогда редактор европейской версии журнала Vanity Fair. – Пора кому-то – спонсорам или Британскому совету моды – проявить власть и что-нибудь предпринять».[572] Тамсин Бланчард из Independent написала, что показ «потерпел неудачу», а Кэтрин Беттс, заведующая отделом модных новостей американского издания Vogue, которая писала большую статью о Маккуине, призналась, что она «откровенно не в восторге».[573]

Маккуин посвятил коллекцию «Там, в джунглях» своим родителям. Незадолго до того у Рона нашли рак кишечника. «Сейчас все немного трудно, но мы стараемся держаться», – говорила Джойс.[574] Рон резко похудел; он перенес операцию и курс химиотерапии. «Он был маленьким человеком, но настоящим бойцом, – сказала Джанет. – И постепенно пошел на поправку».[575]

После лондонского показа у Маккуина оставалось всего двенадцать дней на то, чтобы внести последние штрихи в первую коллекцию повседневной одежды для Givenchy. Коллекция, показ которой проводился в парижском «Конном зале», в помещении бывшего рынка, где торговали кониной, – там даже был наклонный пол «для стока крови» – вызывала ажиотаж задолго до того, как ее увидели.[576] Редакторы модных журналов сплетничали о том, как громкая музыка на репетициях взбесила крыс в канализации, и в результате обслуживающему персоналу пришлось заварить трубы, чтобы крысы не выбегали оттуда стаями. «Чушь, – ответил один американский журналист, услышав это.[577] – Будь это правдой, Александр Маккуин, наоборот, открыл бы трубы пошире. Он любит, когда вокруг бегают крысы».

Отзывы были в основном благожелательными – Колин Макдауэлл, который раньше критиковал Маккуина, написал, что коллекция, в которой на подиум вышли «неистовствующие женщины в самом непреклонно сексуальном наряде», была представлена «с поразительной убежденностью и уверенностью».[578] Однако самую бурную реакцию вызвали не вещи, а замечание, вскользь брошенное Маккуином в ходе интервью для журнала «Ньюсуик», когда он сравнил своих критиков с нацистами. «Гитлер уничтожил миллионы, потому что не понимал, и то же самое делают со мной – они не понимают меня», – сказал он.

Кэрол Мэлоун, сотрудница Sunday Mirror, ответила: «Если он не может справиться с собой из-за стрессов, вызванных работой, – в конце концов, речь идет всего лишь о моде – возможно, скоро его увезут с подиума в смирительной рубашке (дизайнерской, конечно) и подарят билет в один конец – в дурдом».[579]

Меррей понял: после тяжелой работы его бойфренду отчаянно нужен перерыв. Ли решил, что они проведут отпуск на Антигуа. Пара полетела первым классом на Барбадос – в полете они беседовали с Полом Смитом, – а оттуда отправились на остров в Карибском море. Они арендовали яхту и отправились в круиз вдоль побережья, но у Меррея началась морская болезнь. Ли читал книги о тропических рыбах и наслаждался чудесами океана. Он впервые нырнул с аквалангом. Маккуин, казалось, чувствовал себя свободнее, освободившись от собственного тела. Его всегда привлекали животные и рыбы; он без труда мог представить, что значит не быть человеком. В одном интервью он рассказывал, какое сильное впечатление на него произвел документальный фильм, в котором ведущая Кэрин Франклин плавала со стаей дельфинов. «Она прямо плакала в камеру, – вспоминал он. – В Северном море ее подняли на борт корабля [ее. – Э. У.], дельфины плавали рядом, она разрыдалась и сказала: «Жаль, что я человек, сейчас я не хочу здесь находиться, я хочу быть под водой с этими дельфинами». То место меня очень тронуло».[580]

В последний день отпуска Меррей забыл намазать ноги кремом от загара. По пути домой ноги у него так распухли, что на них не налезали кроссовки. В доме на Коулмен-Филдз Ли ухаживал за бойфрендом. «У меня на ступнях появились ожоги второй степени; мне пришлось скатываться с кровати и ползти в ванную, – вспоминает Меррей. – Он проявил настоящую доброту и заботился обо мне. По-моему, именно тогда он купил огромный телевизор, который занимал половину спальни. Он был очень щедр ко мне, очень добр и чуток».[581]

В мае 1997 года Ли и его команда полетели в Токио; они участвовали в рекламной кампании новой коллекции Givenchy массового спроса. В Японии Меррей сделал серию фотографий за кулисами, в том числе ту, где Ли, обесцветивший волосы и сделавший прическу «ирокез», позирует с моделями Хеленой Кристенсен и Карлой Бруни в затейливых париках. Фотографа Анн Денё также пригласили в Японию с Маккуином; она сделала серию снимков за кулисами. Как-то Анн зашла к нему в номер, и Ли с порога огорошил ее вопросом, умеет ли она играть на пианино. Она ответила, что нет, и спросила, в чем дело. «В том, что у меня здесь неприличные апартаменты с пианино, а это так глупо, если не умеешь играть».[582] На том этапе своей жизни Маккуин терпеть не мог делать что-то напоказ, нарочито хвастать богатством. Он уверял, что не хочет одевать Муну аль-Айюб, бывшую жену саудовского миллиардера Нассера аль-Рашида, которая тратила на одежду от-кутюр бешеные деньги, потому, что она хвастает своим богатством. «В прошлом сезоне она послала мне огромный букет цветов с запиской: «От будущей клиентки». Надо было написать ей в ответ: «Вот уж нет». Когда при нем кто-то хвастал размером своего банковского счета, он злился. «Радоваться деньгам – верх безвкусицы. Меня тошнит от дур, которые хвастают в интервью своим богатством».[583] Меррей вспоминает, как однажды подруга Ли Аннабелл Нейлсон пригласила их в «Каспийскую икру», модный ресторан в Мейфэре. Счет за шампанское и икру на троих составил почти 1200 фунтов. «Но мы с Ли остались голодными и, как только вышли, отправились в «Макдоналдс», – добавил Меррей.[584]