Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон

Маккуин понимал, что мог бы выступить и лучше. Вместо праздничной вечеринки Ли выпил чашку чая с матерью и вернулся на квартиру с Мерреем. «У меня был всего месяц на пошив и отделку, – сказал он позже. – В Париже нас многие ругали, из-за чего я в чем-то больше обиделся, потому что не мог на них повлиять. Но ведь там я работаю не на себя, поэтому я не могу встать в боевую стойку и сказать: «Мне плевать на то, что вы думаете, поэтому мы сделали вот так, я так вижу, это была коллекция Маккуина». Все повторяют как попугаи: «Это не от-кутюр, а полная дрянь». Но и домам высокой моды важно находить новых клиентов, что трудно сделать, когда пресса твердит, что Анна Басс это не наденет». Он имел в виду светскую львицу и филантропа с Манхэттена, которая регулярно тратила сотни тысяч долларов на вещи от-кутюр. «Разумеется, я бы все равно ни за что не стал одевать Анну Басс». По его словам, его новыми идеальными клиентками были женщины вроде Кортни Лав и Мадонны.[544]

Утром после показа Маккуин дал целый ряд интервью. Некоторые вопросы показались ему оскорбительными. Один французский журналист спросил, какой, по его мнению, будет мода в 2000 году. «Какая чушь! – воскликнул он. – Полное дерьмо. Понимаете, я шью одежду. Я не предсказатель», – ответил он. Другой интервьюер спросил: поскольку известно, что он любит затягивать моделей в корсеты, что он думает о стягивании мужских гениталий. Услышав это, Ли расхохотался. В тот день у него было назначено четыре встречи, одна из них с принцессой из Саудовской Аравии, которая просила сшить ей свадебное платье. «Я побаиваюсь, потому что могу быть только собой, а высокая мода – не для среднего человека с улицы. Она для тех, кто способен заплатить за платье 20 тысяч фунтов». Он понимал, что ограничение – один из секретов успеха. «Структура и искусность – вот что такое высокая мода, – говорил он. – Я не хочу покрывать вышивкой все, что вижу, или возиться с горами тюля. В наше время такое неуместно. Высокую моду необходимо перенести в двадцать первый век».[545]

Первый неудачный показ для Givenchy причинил ему боль и доставил немало неприятных переживаний, но он старался держаться и думал о будущем. «По-моему, мода не способна лечить рак, СПИД, да и любую болезнь, кстати, – сказал он. – В конце концов, это всего лишь одежда».[546]

1 декабря 1996 года замок Хедингем в Эссексе стал местом проведения необычайной фотосессии. В здании инсценировали пожар; на фоне языков пламени, которые как будто лизали стены каменной крепости XII века, Ли Маккуин и Изабелла Блоу позировали для американского фотографа Дэвида Лашапеля. Получившиеся снимки до сих пор потрясают воображение: Ли, в черном корсете, пышной юбке цвета охры и длинных красных кожаных перчатках, держит в руке пылающий факел, раскрыв рот в крике. Изабелла, в красивом платье ципао бледно-розового цвета с воротником-трубой и в красной ромбовидной шляпе от Филипа Трейси, стоит на одной ноге, ухватившись за юбку Маккуина. На заднем плане встал на дыбы боевой конь, рядом с которым лежит мертвый или раненый рыцарь в доспехах. Справа на лужайке виден человеческий череп, который намекает на зверства, совершенные в прошлом, и служит предзнаменованием для трагедий будущего.

Снимок был заказан журналом Vanity Fair для специального репортажа на двадцати пяти страницах «Лондон снова зажигает». Журнал, поместивший на обложке изображение Лиама Галлахера и Пэтси Кенсит, лежащих на флаге Великобритании, исследовал явление, получившее название «Крутая Британия» – крепкий коктейль из явного культурного подъема и домыслов массмедиа. «Как в середине шестидесятых, британская столица снова стала новатором в области культуры; она изобилует новыми молодыми кумирами в искусстве, поп-музыке, моде, еде и кино», – утверждалось в репортаже. В дополнение к Маккуину и Блоу, в журнале поместили фотографии и интервью Дэмьена Херста, Джоди Кидд, Теренса Конрана, Spice Girls, реставратора Оливера Пейтона, главу Creation Records Алана Макги, Ноэла и Лиама Галлахеров из группы Oasis, редактора журнала Loaded Джеймса Брауна, Деймона Олбарна из группы Blur, Ника Хорнби и Тони Блэра (под чьим руководством Лейбористская партия вскоре, в 1997 году, победит на выборах). «Надежда на то, что принесут перемены, перевешивает страх перемен», – сказал Блэр, который выбрал для кампании песню группы D Ream Things Can Only Get Better («Все будет только лучше»).[547]

Репортаж в Vanity Fair стал ответом на статью Страйкера Макгайра из «Ньюсуик», появившуюся в начале ноября 1996 года. В первой же фразе автор статьи провозглашал Лондон «самым крутым городом на планете» и прославлял недавний триумф «две недели назад, когда крупные парижские модные дома, Givenchy и Dior, решили назначить своими главными кутюрье дерзких молодых дизайнеров из Лондона».[548]

Впервые Макгайр посетил Великобританию в начале восьмидесятых; в 1996 году, когда он приехал снова, разница оказалась ощутимой. «Скучный город с великой историей, плохим отоплением и никудышной едой» изменился до неузнаваемости. Банковский сектор процветал, «Квадратная Миля… так и бурлила энергией», и деньги рекой текли из Лондона в Нью-Йорк; искусство находилось на подъеме, и «некоторые лондонские арт-дилеры и коллекционеры, например, Джей Джоплин и Чарлз Саатчи, популярнее художников, чьи работы они покупают»; архитектура переживала нечто вроде золотого века (неделей раньше «Ньюсуик» поделился планами строительства «гигантского чертова колеса на Темзе», которое теперь называется «Оком Лондона»); компания «Евростар», открывшая сообщение в 1994 году, «привела Европу в самое сердце Лондона; такие клубы, как Ministry of Sound, привлекали молодежь из Европы и из-за ее пределов».[549]

Съемку для Vanity Fair организовала Изабелла Блоу, ставшая внештатным консультантом номера. Хотя владельцы замка Хедингем, супруги Линдзи, нехотя сдавали замок под кино – или фотосъемку, Изабелла и Детмар воспользовались своим знакомством с ними. «По словам Иззи, Ли тогда сказал: «Кто самый дорогой фотограф? Дэвид Лашапель? Вот он-то и будет нас снимать», – вспоминает Детмар. – Иззи его предложение понравилось, рассмешило ее. Это был классический фарс, остроумный, задиристый и достойный. Фотосессию назвали «Поджог дома», что очень подходило по характеру к ним обоим».[550] Изабеллу наверняка привлекало сходство замка Хедингем и средневекового замка во владениях ее предков в Доддингтон-Парке, где она играла в детстве. «Иззи любила забираться на полуразрушенную, заросшую бурьяном башню. Они с сестрами разыгрывали средневековые легенды. Сестры участвовали в ее играх добровольно или принудительно, – писал Детмар. – Башня сформировала средневековую эстетику Иззи».[551] Съемка для нее стала как будто продолжением детских игр, и она пришла в восторг, сообразив, что можно привлечь к съемке Маккуина и нарядить его средневековым трансвеститом. Правда, «Джойс, мать Ли, огорчилась, увидев, что Ли позировал в платье», – добавляет Детмар.[552]