Сердце из черного льда - Терри Гудкайнд

— Я не виню их, сэр, — сказал Енох. — Я тоже это чувствовал. Я видел свою Камиллу, двух сыновей и даже отца. Я едва смог вырваться. Мы потеряли больше тысячи воинов, прежде чем мне удалось увести армию.

Утрос принял очередной удар, нанесенный по солдатам, следовавшим за ним под знаменами Железного Клыка.

— Владетель желает нас заполучить, сэр, — продолжил Енох. — Он знает, что мы избегали его пятнадцать столетий, и теперь мы отмечены — более сотни тысяч душ. Всем нам давно следовало оказаться в преисподней. Мы фактически мертвы, но все еще маршируем.

Утроса накрыла вспышка гнева.

— Владетель пока еще не может нас получить. Мне нужна армия, и нам предстоит война.

* * *

Мучительно сопротивляясь горю и одновременно разжигая в себе жажду мести, Рува вымыла тело сестры и при помощи бритвенно-острого ножа сбрила все волоски с ее холодного тела, не оставив ни намека на них.

Рува с благоговением взялась за этот последний ритуал для сестры. Она вложила в выжженные глазницы Авы маленькие круглые камешки и обернула грудь прокипяченной белой тканью, чтобы прикрыть черную дыру на месте сердца. Когда Ава снова стала чистой, Рува смешала в горшках новые краски: в одном кроваво-красную, а в другом абсолютно черную. Она нанесла новые узоры на бледную кожу Авы, а затем повторила символы на своем теле.

Когда Рува объявила, что она и сестра готовы, генерал Утрос приказал двум солдатам отнести носилки и осторожно поставить их на погребальный костер. Если не считать белой ткани, закрывавшей выжженную дыру в груди, стройная женщина была обнаженной.

Опустив руки вдоль тела, Утрос повернулся к Руве:

— Ты моя колдунья. Я верю, что ты будешь сильной.

— Я не могу быть такой же сильной без сестры, — сказала Рува. — Но я сделаю для тебя все, что потребуется.

— Как и все мы, генерал, — сказал первый командующий Енох.

Солдаты одобрительно загомонили. Утрос дождался, пока крики стихнут, а затем приказал принести факелы и зажечь костер. Сухие ивовые ветви быстро занялись, и вскоре разгорелось настоящее пламя.

— Пока что Владетелю придется довольствоваться Авой, — крикнул Утрос своей армии. — Остальные нужны здесь!

Ревущее пламя было таким ярким и горячим, что Утросу пришлось отступить. Остолбеневшая Рува стояла рядом с костром, пока огонь делал плоть сестры черной и стирал нарисованные узоры. Кожа Авы потрескалась, лицо исчезло в языках огня, и остался лишь череп с двумя камешками в глазницах. От сильного жара кожа Рувы раскраснелась, но она не собиралась отходить. Утрос схватил ее за руку и оттащил прочь, прижимая плечи худощавой колдуньи к своему нагруднику.

Когда оранжевый огонь пожрал останки Авы, пламя сместилось и закружилось, будто угли подхватил вихрь. Цвет изменился с ярко-желтого на болезненно зеленый, когда кости Авы в центре костра рассыпались. Из пламени появилось полупрозрачное зеленое видение, зыбкое и мерцающее.

Солдаты ахнули в суеверном ужасе. Рува издала низкий стон, в котором слышалось удивление, а не страх. Видение приняло форму и стало ярче; Утрос узнал погибшую колдунью.

— Ава, ты не в преисподней! — закричала Рува.

— Я не могу туда пойти. — Призрак Авы засиял, выделяясь на фоне костра, в котором распались на части ее почерневшие кости.

Утрос удерживал Руву железной хваткой, хотя колдунья пыталась вырваться и броситься в огонь. Ему нужно было знать, какую цель преследует Ава.

— Твой дух решил остаться с нами? Владетель позволил это?

— Мы близнецы, — ответила мерцающая Ава. — Мы связаны сердцем, разумом и душой. Мы разделяем один хань. Владетель пометил нас обеих. Во младенчестве, когда наши тела разделили, мы ненадолго умерли и прошли через завесу, но целитель вернул нас к жизни и вырвал наши души из преисподней. Владетель знает о нас. Он ждет нас... но ему нужны мы обе. — Мерцающий дух завис перед Рувой. — Моя сестра должна пройти через завесу вместе со мной. Я не могу пойти одна.

Рува с тоской посмотрела на сестру, но прижалась спиной к груди генерала.

— Нет, я должна остаться здесь. Ты знаешь.

— Значит, и я должна остаться! — засмеялась Ава. — Ты якорь, который держит мой дух в этом мире. Я застряла между жизнью и смертью. — Зеленоватый дух пролетел прямо через первого командующего Еноха, шокировав его, а затем стал кружить возле солдат, которые разбежались в панике. Она проплыла через огонь, нисколько не пострадав от него. — Я дух, не скованный физической формой. Я могу пойти куда пожелаю и увидеть все, что захочу.

Она подлетела к Утросу. Он не боялся, но был заинтригован. Ее призрачное лицо оказалось очень близко к нему.

— А потом я могу доложить обо всем тебе. — Она улыбнулась. — Возлюбленный Утрос, я буду твоим идеальным шпионом!

Глава 38

Лила нырнула в реку с кормы корабля и ушла на глубину. Норукайцы с криками метали копья в воду, но она не поплыла к берегу, как они ожидали. Вместо этого она с силой гребла по течению, пытаясь оторваться от трех стоявших на якоре кораблей. Когда ее легкие были готовы взорваться, она всплыла на поверхность и заставила себя тихонько вдохнуть. Далеко позади она еще слышала голоса налетчиков, разозленных ее бегством. Она подозревала, что Бэннону придется заплатить за ее неудачу, но он выдержит. Она его закалила.

Лила закинула руку на плывущее по реке бревно, чтобы удерживаться на поверхности, пока течение несло ее вдаль. Змеиные корабли встали на якорь на ночевку, и Морасит сможет преодолеть приличное расстояние, если всю ночь будет плыть по течению. Она окажется далеко впереди и сможет предпринять еще одну попытку освободить Бэннона.

Отдыхая, она позволила мыслям плыть, подобно темной воде вокруг. Лила размышляла, почему она потерпела неудачу, а Адесса — столь жестокое поражение. Лила чувствовала уныние и опустошенность; она не раз видела, как сестры Морасит и их воспитанники гибнут в бою, но Адесса отличалась от них и казалась непобедимой. Она сражалась с норукайским королем, чтобы Лила могла спасти Бэннона, и обе они не преуспели. Адесса умерла, а юный мечник так и остался в плену.

— Я не оставлю тебя им, мальчишка, — пробормотала она, пока речная вода плескалась о бревно.

Ухватившись руками и ногами за ветки, Лила задремала на час или два и проснулась, когда ее ступни задело