Книга Джо - Джонатан Троппер

— Карли.

— Да? — Ее отражение поворачивается в окне к моему.

— Как ты думаешь, тебе захочется когда-нибудь пойти со мной на свидание?

За окном грохочет так, что стекло дрожит, а по эту сторону окна на меня какими-то чужими глазами смотрит Карли и произносит:

— Может быть. Я не знаю. Давай отложим этот вопрос до завтра.

Я иду к выходу из «Герцогини» вслед за Карли, и в этот момент звук распахивающейся двери за прилавком заставляет меня обернуться. Только что Шейла вышла через нее на кухню, и прежде чем дверь снова захлопывается, я успеваю увидеть мужчину, который стоит, опершись о стальной рабочий стол. Они обнимаются, и хотя мужчина стоит ко мне спиной, в последнее мгновение я успеваю увидеть его профиль, по которому, даже в довольно неудачном ракурсе, безошибочно узнаю своего брата Брэда.

Я отвожу Карли в редакцию, так и не поняв, как же прошел наш обед, ясно только, что не так, как я планировал. Она скомканно благодарит меня, избегая моего взгляда, и в этой натянутой вежливости мне слышится отказ. Я отъезжаю от здания бизнес-центра, и следом трогается помятый «лексус»-седан. Я заметил эту машину раньше, когда она ехала за нами из «Герцогини». Думаю, не надавить ли на газ — «мерседес»-то легко с ним справится, но отказываюсь от этой мысли из-за отвратительной погоды и растущей стопки штрафов в бардачке. Вместо этого я заезжаю на бензоколонку на перекрестке Стрэтфилд- и Пайн-стрит, ставлю машину под навес и выхожу, чтобы заправиться. «Лексус» медлит, а потом тоже поворачивает на заправку и встает у соседней колонки. Дверца распахивается, и пока водитель не выключил двигатель, из динамиков до меня успевают донестись гнусавое пение и громкая музыка Green Day. Из машины по-киношному выходит Шон Таллон, в карикатурном кожаном плаще до пят и черных мотоциклетных ботинках.

— Привет, Шон, — говорю я, разглядывая его «прикид». — Вылитый детектив Шафт! — Когда я нервничаю, я часто начинаю без умолку молоть чепуху.

Шон вставляет крышку бензобака в ручку заправочного пистолета, так что бензин течет без его участия, — мне такое гениальное решение никогда не приходило в голову, — и подходит ко мне, хмыкнув в ответ на мою остроту.

— Гофман, — говорит он, — ты все еще тут?

— Боюсь, что так, — говорю я, покрепче сжимая пусковую кнопку на своем шланге.

— Я думал, ты сразу смотался, как только батя твой коньки отбросил.

— Возникли новые обстоятельства, которые удерживают меня в городе.

Шон кивает и облокачивается о мою машину. За последние семнадцать лет он нарастил слой жира и ненормальные шары мышц, эдакий медведь: кожа бугристая и шершавая, как будто он каждое утро скребет лицо металлической мочалкой. Когда-то его нос горделиво выступал вперед, теперь же он сломан и заканчивается огромной шишкой, испещренной сетью кровеносных сосудов. Тогда, в «Тайм-ауте», при тусклом освещении, я не заметил, как сильно он сдал, в этот момент из меня делали котлету, вот я и отвлекся, но теперь, при резком дневном свете, стало хорошо заметно, как его потрепала жизнь. Он достает пачку сигарет, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается, театрально держа сигарету большим и указательным пальцами. Похоже, ни одной серии про клан Сопрано не пропустил. Некоторое время он ничего не говорит, и мы просто стоим под навесом, а вокруг льет как из ведра. Я смотрю себе под ноги, вглядываясь в пятна бензина, растекающиеся радужными амебообразными лужицами по забрызганной дождем мостовой. Мой отец умер, ни с того ни с сего приходит мне в голову, и в животе что-то екает, внезапно сжимается какая-то спавшая до этого мышца.

— Я тогда не сдержался, в баре, — говорит Шон, выпуская дым из ноздрей. — Не знал про твоего отца.

— Ясно.

— Я не извиняюсь, — говорит он, скрестив руки на груди. — Ты это заслужил. За все, что ты понаписал.

Он зажимает сигарету губами, роется в карманах плаща и в конце концов выуживает две смятые страницы, неаккуратно вырванные из «Буш-Фолс». Некоторое время он вглядывается в них, потом переворачивает другой стороной.

— Вот, — говорит он, после чего откашливается и монотонно зачитывает: — Мне казалось, что постоянно растущая жестокость «Шейна» в отношении Сэмми значительно превышала нормы дворового «посвящения» и обычной подростковой нетерпимости. Что-то внутри него восставало против явного проявления женственности у Сэмми, и только позднее я стал понимать, что «Шейн» видел в Сэмми воплощение тех самых сексуальных демонов, с которыми вел ежедневную внутреннюю борьбу. — На этом месте Шон умолкает и сурово смотрит на меня.

— Ты купил мою книгу, — говорю я. — Я тронут.

— Ты еще ни разу не тронут, — говорит, неприятно ухмыляясь. — Но скоро будешь, если не исчезнешь наконец.

— Ты мне угрожаешь?

— Только сейчас дошло?

— Шон, это художественное произведение. Роман, — пытаюсь возражать я. — Так и на обложке написано.

— Если под художественным произведением ты подразумеваешь вранье, то я не спорю, — говорит он, засовывая листки обратно в карман. — Можешь называть это романом, но что сделано, то сделано.

— Да что сделано-то?

— Ты назвал меня гомиком, — говорит он, швыряя окурок на землю. Несмотря на все мои надежды, разлитый бензин от него не загорается и Шона не охватывают языки пламени. Рукоятка шланга подпрыгивает у меня в руках, показывая, что бак полон, и я возвращаю ее на место.

— Из-за тебя каждый в этом городе стал меня подозревать, — говорит он, выпрямляясь и поворачиваясь ко мне лицом. — Ты запятнал мою репутацию.

— Повторяю, — говорю я, — это роман. Если ты каким-то образом связываешь себя с каким-то персонажем…

— Хорош трепаться, — прерывает меня Шон. — Не испытывай мое терпение.

— И что же ты собираешься делать? — говорю я с напускной усталостью. — Что, опять меня побьешь?

Он заканчивает заправлять машину, кладет рукоятку на место и небрежно завинчивает крышку бака.

— Убирайся из Буш-Фолс, Гофман, — говорит он. — Сегодня же. Я тебя пожалел из уважения к твоей семье. Помни, если бы не моя добрая воля, не помочиться тебе больше стоя. А ты разгуливаешь по городу, будто ты тут желанный гость, будто ты ничего и не писал, и этим оскорбляешь меня, оскорбляешь весь наш город, и я чувствую, что еще немного, и я не сдержусь.

— Спасибо, что предупредил, — говорю я, открывая машину. Он подходит и ногой захлопывает ее, и прямо под дверной ручкой появляется небольшая вмятина. Я мысленно вношу новую строку в перечень ущерба, причиненного мне со дня приезда в Буш-Фолс.

— Хорошая машина, — говорит Шон.

— Спасибо.

— Поджигал я машины и получше.

— Твоим родителям есть чем гордиться.

Лицо Шона приближается вплотную к моему: