Создана быть твоей - Эми Мун

Тогда Шерил через силу вернулась к осмотру товара на прилавке. Бездумно листала каталог под тактичный щебет продавца о том или ином лоте. Потом к ней присоединился и альфа. Оплатил выбранную статуэтку тигра и ничего не сказал. Так же молча они покинули центр.

Стыдно признаться — но Шерил боялась снова встретить ту женщину. Не хотела видеть молчаливый обмен взглядами, и чувствовать тонкую связь, которая безжалостно сделает из нее третью лишнюю.

Но путь до аэролета прошел гладко и тихо. Так же как и возвращение обратно. Шерил ловила себя на мысли, что отчаянно ищет повод сказать хоть что-нибудь, но так ничего и не говорила. Никогда еще молчание между ними не казалось настолько тяжелым.

— Да и черт с ним, — прошипела, подскакивая с кровати. Пусть сушится в своей пустыне, сколько хочет, а она пойдет плавать! Уже можно не опасаться подкрасить воду — критические закончились. Сегодня утром, в душе, альфа нашептывал ей такое… Шерил отчаянно краснела и не могла не мечтать о грядущем вечере. Но, похоже, сегодня наконец-то выспится одна!

Но найти полотенце не успела. Внизу сработала дверь.

Это было по-детски, но Шерил быстренько схватилась за планшет и уткнулась носом в экран. Альфа шел сюда! Она не слышала шагов — просто знала.

Так, надо еще подправить кнопки и чуть сдвинуть дисплей… Кончик стилуса подрагивал и вел не туда.

— Испортишь макет.

Кровать прогнулась под тяжестью мужчины. И на нее пахнуло зноем и тонкой свежестью надвигающейся грозы.

— Значит, пополню списки проигравших, — хотела ведь равнодушно, а огрызнулась так, что сама испугалась.

— Ты видела Маргарет.

Так ее имя Маргарет! Подходит… Такое же звонкое и яркое. Шерил стиснула зубы, еще ниже опуская голову. Но сильные пальцы захватили подбородок, вынуждая взглянуть на мужчину.

Крохотные волоски на шее и руках встали дыбом — глубокий зелено-золотой омут мягко топил в себе плескавшую через край горечь.

— Обычно меня раздражает ревность, но не твоя.

— Я не ревную!

А щеки так и горели. Вцепиться бы в нахальную самоуверенную морду и оставить парочку отметин.

— А еще ты забавно огрызаешься. Пугаешься этого, прячешься, и снова нападаешь… — огладил большим пальцем губы. Возмущение потеснила похоть. — Хочешь знать о ней? — огорошил внезапным вопросом.

— Нет!

— Ложь, — припечатал мужчина. — Хочешь. Иначе бы не портила макет бездумными правками. Я скажу…

Шерил затаила дыхание, незаметно стискивал покрывало. Это будет неприятно или даже больно … но да, хотела. Хотела от и до, знать, что связывало этих двух и насколько глубоко. Марк пытался любить мать, а эту Маргарет — смог ли? Пусть будет «нет»…

— …если ты скажешь, куда так внезапно исчезла и почему, — закончил альфа.

Шерил вздрогнула. Ох, нет. Все что угодно, но не это!

— Я не делала ничего…

Альфа мягко качнулся вперёд, и она вдруг оказалась опрокинутой на спину, а сверху навис мужчина. Кончики пальцев занемели от желания коснуться смуглой кожи лица, и повести вниз, чувствуя мягкое покалывание щетины. Ему очень шло. И оттененные загаром глаза сияли особенно ярко.

— Помню. Ничем мне не вредила. Ты не лжешь. Но все равно что-то скрываешь. Боишься. Шер-р-р, я могу помочь тебе. Избавить тебя от любых проблем…

Нежный как бархат, его голос оплетал разум и сердце мягким коконом. Вязал по рукам и ногам, но этого плена хотелось. Признаться. Два коротких слова и у нее будет все. Безбрежная жизнь, украшения, изысканные блюда, лучший любовник в мире, но… до тех пор, пока не найдется очередная Маргарет. И не превратит ее в ходячий инкубатор и средство для сброса напряжения.

— Я… Марк, пожалуйста… Потом.

Никогда. Даже если хочется выть и проклинать несправедливость судьбы, выбравшей ей роль беглой омеги.

В золоте и зелени его глаз вспыхнули опасные огоньки — хищник не удовлетворён ответом.

— Потом, — повторил с нажимом, — и мы поговорим позже. Обсудим наш договор…

Губ коснулось раскалённое дыхание пустыни.

— …а пока я очень… — рубашка исчезла, открывая ее глазам и рукам идеальное тело, — …очень… — ее исчезла так же быстро, — …очень… — штаны съехали вниз, и между широко разведенных ног прижалась твердое, — …соскучился.

— Шерил!

Сестра висла у нее на шее, едва ли не опрокидывая на пол.

— Приехала! У-у-у, загорела как, а пахнешь…

— Микки! — отпихнула хохочущую девицу в сторону.

Засунула бы свой язык куда подальше. Пахнет она… Будешь тут пахнуть, когда три дня из койки вылезти нельзя. Марк просто не выпускал ее! Они занимались сексом везде: на кровати, в душе, на столе в кухне, у стены в прихожей, на лежаках и креслах, даже на лестнице! Однажды поднимались после бассейна в спальню. Шерил шла впереди в одном коротеньком полотенце. В общем — не дошла. Полотенце пропало, а она оказалась в колено-локтевой. Спину кропили быстрые и жадные поцелуи, как будто полчаса назад они не устраивали маленький шторм в бассейне.

Никогда у них не было так много. И так… чувственно. С поцелуями, ласками и пошлым шепотом в ухо.

«Ты вся течешь, куколка… Давай, раздвинь ножки шире. Хочу смотреть».

Он любил смотреть. И заставлял это делать ее. И каждый раз удовольствие было невозможно ярким, а мужской стон сквозь стиснутые зубы — прелюдией к следующему заходу.

— Фу, Шер! А твой альфа прямо красавчик.

— Он не мой, — отрезала, а в горле комок встал.

Эта поездка все только запутала. Дарквуд настойчиво пытался стать Марком — мужчиной, который будил ее поцелуями и лаской, а ночами устраивал на широкой груди, мягкими поглаживаниями провожая в сон. Сладкий и безмятежный.

— Микки, погуляй, — попросила мама, а Шерил невольно залюбовалась новой Амандой.

Настоящая красавица — мужчина обеспечил ее близких не только роскошным номером, с пятью комнатами и чудесной террасой, напоминавшей маленький зимний садик, но и одеждой, охраной и средством передвижения. Теперь в клинику к Лиззи их возило не дребезжащее такси, а новейший электромобиль с личным водителем, и маме не приходилось лечить больную лекарствами, купленными со скидкой. Доктор подлатал и ее.

— Не очень то и хотелось! Пойду лучше к здоровякам. Они всегда меня рады видеть.

— К кому?!

Но, показав язык, Микки скрылась за дверью.

— Мама!

Но Аманда будто не слышала ее возмущения. Села в ближайшее кресло, устало массируя виски. В каждом движении — грация и достоинство. Настоящая леди, словно и не жила девятнадцать лет впроголодь.