Княгиня Ольга. Пламенеющий миф - Елизавета Дворецкая

Современные писатели, даже если не описывают непосредственно «мести Ольги», считают их за непреложный факт ее прошлого. К примеру, у Станислава Пономарева в «Грозе над Русью» упомянуто, что бояре не смели перечить Ольге, помня о судьбе древлянских послов. Эти события ставятся в один ряд с реальными фактами ее биографии – как раннее вдовство, поездка в Царьград и так далее. Скажу вам больше: даже я, полностью осознавая, где кончается истина и начинается миф, не сумела полностью выйти из-под власти мифа. Закапывания людей и сожжения в бане в моем романе нет, как нет самого этого посольства, зато избиение пьяных старейшин на поминальном пиру над могилой Игоря – есть. Я сохранила эту часть мифа за ее богатые художественные возможности, за силу эмоционального напряжения. То, что и остальные части мифа до сих пор принимаются за правду, означает, что он по-прежнему способен оказывать на нас, читателей, большое эмоциональное воздействие. Именно поэтому Ольга-героиня сказания жива и продолжает множить свои отражения, в то время как реальная Ольга-княгиня уже тысячу лет как закончила свой земной путь.

«Слава Святославу, князю киевскому!..

Широкая поляна в окоеме елового леса.

На невысоком кургане стоит смирный белый конь Святослава. Рядом Свенельд, кормилец Асмуд, Ивор, Слуда и другие бояре-воеводы. А вправо и влево от кургана, перегораживая поляну строгой железной линией, застыли окольчуженные всадники. Колыхались и шуршали золотым шитьем тяжелые полотнища воинских стягов. Нетерпеливо переступали и звенели наборной сбруей застоявшиеся кони под нарядными попонами. Покачивались над остроконечными шлемами предостерегающие жала копий. Багровыми солнцами горели на овальных щитах начищенные медные бляхи.

А впереди, за празднично-зеленой полосой непримятой травы, огромной колыхающейся толпой стояли древляне. Их было так много, что казалось – киевские дружины утонут в людской толще, как топор в темной воде омута.

Древляне разноголосо кричали, угрожающе взмахивали топорами и рогатинами, медленно надвигаясь на дружинный строй…

(В. Каргалов, «Полководцы Древней Руси»)

«Три мести Ольги» были будто три роскошных цветка, цвета крови и пламени, что проросли над легендарной могилой Игоря. Повинуясь фольклорному принципу троичности, легенда внесла именно три мести в исторический сюжет о конфликте Киева и древлян, из-за чего реальные последствия убийства – война на Древлянской земле – оказалась «четвертой местью», как бы уже лишней, сверх нормы. И сейчас нам настало время вернуться к событиям, которые происходили на самом деле и стали реальным ответом киевской власти на гибедь Игоря. ПВЛ:

В год 6454 (946). Ольга с сыном Святославом собрала много храбрых воинов и пошла на Деревскую землю. И вышли древляне против нее. И когда сошлись оба войска для схватки, Святослав метнул копье в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще совсем мал. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал; последуем, дружина, за князем». И победили древлян.

Исходя из этого описания, возраст Святослава на время войны определяют как года три. Это мало. Собственно копье – предмет большой, тяжелый и для бросков не предназначенный: это колющее оружие, которое держат двумя руками (поэтому копейщик не имеет возможности носить щит, и при полевом построении копейщиков помещают во второй-третий рад, за спины щитников). Для метания предназначена сулица, иначе называемая дротиком – копье небольшое и легкое. Ее действительно мечут во врага, стараясь попасть если не в человека, то хотя бы в щит: если сулица воткнется и застрянет в щите, то бойцу придется его бросить, потому что он станет слишком тяжелым и неудобным (а человек без щита, вопреки обычаям кинематографа, уже практически покойник). Древнерусские источники не всегда различали терминологические копье и сулицу, так что здесь могла иметься в виду именно последняя. То же самое и в скандинавских сагах: там иногда встречается упоминание о «коротком копье», в котором можно видеть сулицу, но при описании сражений бойцы там копьем и колют, и мечут его.

Сама идея броска копья во вражеское войско пришла от северных богов:

Так сказано в первой песни «Старшей Эдды» – «Прорицание провидицы», перевод С. Свириденко, 1917 год, мой любимый.

Это современный перевод А. Корсуна, самый известный.

То, что было во время первой войны, войны, которую вели боги, навсегда стало образцом для всех земных воителей (входящих, разумеется, в культурный круг Древней Скандинавии). Броском копья вождь открывал битву, отдавая все вражеское войско в жертву Одину. Сам по себе этой обычай был известен еще в Древнем Риме и бытовал в разные времена у разных народов. Отождествление битвы с жертвоприношением тоже относится к числу древнейших индоевропейских представлений.

Но возникает вопрос: а почему это должен был делать маленький ребенок? Здесь ситуация неоднозначная. Гражданские права мужчины – в том числе право на месть – отрок обретал с 12–13 лет, это был возраст, когда сын знатного человека получал меч и начинал считаться мужчиной. В нашей легенде, с одной стороны, Святослав выступает лицом, имеющим право на месть. С другой – легенда настойчиво подчеркивает его «детский» возраст, то есть что ему не было двенадцати.

Этому, наверное, можно разные объяснения подобрать, но мне наилучшим кажется вот какое. Это ведь только по официальной легенде в тот момент правящая семья состояла из двух человек: женщины и маленького ребенка. На самом деле же семья была более многочисленной: два племянника Игоря – Игорь и Акун, племянник Ольги (который 12 лет спустя ездил с ней в Царьград), какие-то княгини-родственницы, примерно шесть, а значит, их отцы, мужья и сыновья. Можно было в семье найти мужчину, который мог реально, а не формально, возглавить этот военный поход и при этом имел право на месть за Игоря как кровный родственник.

Думается, в этом-то и была Ольгина проблема. Согласно традиционным нормам родового общества, существовала тесная связь между отмщением за убитого (восстановлением родовой чести) и вступлением в наследственные права. В сагах описаны случаи, когда наследник допускался на хозяйское место только после осуществления мести за убитого предшественника. И хотя в судебниках (они, напомним, записаны на несколько веков позже) не зафиксирована эта связь, и там указано, что желающий мстить имеет преимущество перед тем из родичей, кто согласен принять выкуп вместо мести.

А значит, пока не осуществлена месть, нет полного права на наследство. В случае с таким высокопопославленным человеком, как князь, особой сакрального статуса, осуществление мести восстанавливало честь и удачу всей державы, а не только княжеского рода. Едва ли можно представить, чтобы месть свершил один человек, а наследство убитого получил другой. Выходит, что если, допустим, племянник Игоря, Акун, возглавил бы поход, бросил копье, разгромил войско древлян – вполне логично, что следующим киевским князем стал бы он. Предпочесть ему женщину и ребенка в эпоху, когда князь еще по-настоящему, а не формально, водил дружину в бой, было бы невозможно. А этот племянник, поскольку тоже принадлежал к княжескому роду, права на престол действительно имел.