Лучше поздно! - Жиль Легардинье

– Мы чувствуем себя виноватыми в том, что с ним произошло.

Тома поднял руку, чтобы ее прервать:

– Не нужно себя винить. Вы ни в чем не виноваты. Никто из вас.

– Ошибаетесь, – отрезала Франсуаза. – Мы все виноваты.

Элен продолжила:

– Вы, конечно же, помните, что он ел много конфет…

– Разумеется, я попросил его остановиться.

– Но он продолжил и даже увеличил их количество.

– Как это?

– Всякий раз, отправляясь в гипермаркет, мы по очереди покупали сладости, утверждая, что это для нас. Но мы отдавали все ему.

Доктор переглянулся с Полин, которая, по всей видимости, была не в курсе.

– Зачем вы это делали? Вы же знали, что подвергаете его жизнь опасности.

– Мы делали это не для того, чтобы причинить ему вред, а для того, чтобы помочь.

– Каким образом можно помочь человеку, нарушая его уровень глюкозы? Это же самоубийство, тем более в его возрасте! Он что, хотел умереть?

– Нет, Тома, – мягко ответила Элен. – Он хотел присоединиться к своей жене. Ради этого он был готов на все. Он решил заработать себе диабет, как у нее, чтобы попасть в ту же больницу. Я видела его жену несколько раз, еще до ампутации. Ее зовут Марианна, и одного взгляда на них достаточно, чтобы понять: эти двое любят друг друга больше жизни.

– Совершенно верно, – добавила Шанталь, – когда она была рядом с ним, Жан-Мишель выглядел моложе минимум лет на тридцать.

Тома был поражен.

– Что он только не пробовал, чтобы попасть к ней, – объяснила Франсуаза. – Заполнял десятки анкет, писал письма, предлагал деньги, но тем, кто решает судьбу стариков, плевать на чувства. Ваш предшественник не стал ему помогать. Тогда Жан-Мишель решился на крайние меры: довести себя до такого же состояния, в каком была его жена, чтобы наконец-то с ней воссоединиться. И начал запихивать в себя все эти сладости – методично и старательно.

– Господи, но почему же вы ничего не сказали ни мне, ни Полин?

– Жан-Мишель запретил нам это делать, – ответила Франсуаза. – Это был его последний шанс. Вы попросили его перестать есть конфеты, а Полин за ним следила.

– Теперь, когда случилась эта трагедия, – вмешался Франсис, – чем мы можем ему помочь?

– Держитесь, не раскисайте. Что бы ни случилось, ему будет нужна ваша поддержка. А потом мы все вместе об этом серьезно поговорим.

Тома повернулся к мадам Тремельо:

– Элен, во время нашей первой беседы вы высказали одну мысль, которая очень мне запомнилась. Вы тогда сказали: «Когда людям больше нечего ждать, они уходят. Они живы, пока у них здесь есть дела». Вы сейчас все сидите передо мной, и мне бы очень хотелось знать, чего вы ждете от жизни. Элен, мне известно, что вы надеетесь уехать к своим детям, я знаю также, что вы хотели бы взять с собой своих кошек. Только что я узнал, чего хочет Жан-Мишель. Франсуаза, Шанталь, Франсис, с вами мы тоже об этом поговорим. Какими бы ни были ваши цели, если вы отправитесь в путь одни, далеко вы не уйдете. Но сообща преодолеть расстояние значительно легче. Я это твердо знаю, потому что меня этому научили вы.

– Спасибо, Ромен. Вам пришлось сделать крюк, чтобы меня подвезти.

– Нет проблем.

Впервые Тома сидел в машине парня своей дочери. Дополнительная возможность открыть для себя один из аспектов ее повседневной жизни. Он сидел на том месте, куда обычно садилась Эмма. Она провела не один час, разглядывая молодого человека за рулем именно с этого ракурса. Если бы еще маленький плюшевый утенок, прикрепленный к торпеде, мог повторить все, что она слышала… Тома отметил, что в его присутствии Ромен вел машину более спокойно, чем когда колесил по городу со своей девушкой. Если бы цель его поездки не была такой серьезной, доктор оценил бы юмор ситуации.

– Представляете, Эмма без конца говорит о вас, – сказал молодой человек, бросив на него быстрый взгляд.

– Правда?

– Вы произвели на нее сильное впечатление. Не знаю, о чем вы говорили, но после вашей встречи она много думает о своем будущем.

– Надеюсь, что был ей полезен.

– Она предложила мне послушать вашу беседу, мне не терпится это сделать.

– Скажете потом, что вы об этом думаете.

Молодой человек кивнул. Доктор продолжил:

– Эмма знает, что вы играете на гитаре?

Вопрос застал Ромена врасплох.

– Наверное, нет. Я учился игре на гитаре несколько лет, но бросил после школы. С тех пор больше не брал в руки инструмент. И когда увидел гитару в квартире, решил побренчать. Мне понравилось – расслабляет и навевает приятные воспоминания.

– Живущей под вами постоялице очень нравится ваша игра.

– Серьезно? А то, что я играю по вечерам, ей не мешает?

– Обычно именно ночью она наиболее восприимчива к музыке, доносящейся с небес – или из квартиры сверху.

Ромен решил воспользоваться непринужденностью атмосферы и спросил:

– Доктор, меня удивляет одна вещь… но я не хочу показаться бестактным.

– Говорите.

– Машина медсестры принадлежит вам, так ведь?

– Совершенно верно.

– Но на ней всегда ездит она…

– Это долгая история. Я оставил Полин машину, потому что ей нужно ездить домой. Я-то живу здесь.

Радуясь тому, что можно затрагивать личные темы, Ромен рискнул пойти дальше.

– У меня к вам есть еще один вопрос.

– Слушаю.

– Вы не против, если я буду время от времени приглашать Эмму к себе? Ну, знаете, на романтический ужин…

Мозг Тома отреагировал моментально, словно сухое кукурузное зерно, погруженное в кипящее масло. Попросту говоря, взорвался! За одну долю секунды он рассмотрел два возможных варианта ответа: либо он категорически запрещает Ромену принимать у себя девушку, – и выставляет себя в невыгодном свете. Либо он дает свое согласие, при условии, что они не снимут с себя ни одной вещи.

Он представил их сидящими в куртках, варежках, с капюшонами на голове, поглощающими спагетти при свечах. Попробуй мыслить нормально с попкорном вместо мозга!

– Вы у себя дома, Ромен. Приглашайте свою девушку, если вам хочется.

– Спасибо, месье.

Когда они подъехали к больнице, доктор взял с заднего сиденья сумку с вещами Жан-Мишеля и вышел из машины.

– Спасибо, что подвезли. Удачного вам дня. До вечера.

«До вечера…» Обычно так говорят своим близким.

– Передавайте от меня привет месье Феррейра!

– Обязательно.