Тайна за семью печатями - Джеффри Арчер

Гарри оттолкнул ведомость в сторону, чуть помедлил, решаясь, затем откинулся на спинку кресла и рассказал Себастьяну все. Он начал с того, как дед Себастьяна умер на руках Ольги Пиотровска, затем перешел к маленькой девочке, которую обнаружили в корзине в кабинете его отца, и как Эмма разыскала ее в приюте Барнардо в Бриджуотере. Когда рассказ подошел к концу, у Себастьяна оставался лишь один вопрос:

– А когда вы расскажете правду ей?

– Каждый день я задаю себе этот вопрос.

– Но почему ты так долго ждал, папа?

– Потому что не хотел заставлять ее испытать то, что, как ты говоришь, ежедневно испытывает твой друг Вик Кауфман.

– Джессике придется намного хуже, если она случайно натолкнется на правду сама.

Следующий вопрос Себа шокировал Гарри:

– Хочешь, я сам ей все расскажу?

Гарри с изумлением смотрел на своего семнадцатилетнего сына. Когда ребенок становится взрослым, спросил он себя.

– Нет, – наконец ответил он. – Мы с мамой должны взять эту ответственность на себя. Только надо выбрать подходящий момент.

– Подходящего момента не будет.

Гарри попытался припомнить, когда в последний раз он слышал эти слова.

Третий случай имел место, когда Себастьян впервые в жизни влюбился. Не в женщину, а в город. Это была любовь с первого взгляда, ведь он никогда не встречался ни с чем таким одновременно красивым, зовущим, желанным и заманчивым. К тому времени, когда пришла пора возвращаться в Бичкрофт, он был полон еще большей решимости увидеть свое имя оттиснутым на сусальном золоте школьной доски почета.

Вернувшись из Кембриджа, Себастьян окунулся в работу, не замечая часов, и даже директор школы начал верить, что «вряд ли» может обернуться «вполне вероятно». Однако затем Себастьян встретил свою вторую любовь, что повлекло за собой завершающий случай.

Какое-то время он лишь понаслышке знал о существовании Руби, но обратил на нее внимание только к последней четверти в Бичкрофте. Возможно, этого бы не произошло, не коснись она его руки, когда он стоял в столовой у раздачи, дожидаясь тарелки каши. Себастьян было решил, это случайность, и не вспомнил бы потом, но на следующий день все повторилось.

Он стоял в очереди за добавкой овсянки, хотя в первый его подход Руби положила ему в тарелку больше, чем остальным. Когда он уже поворачивался, чтобы идти к столу, Руби втиснула в его руку листочек бумаги. Но Себастьян развернул его лишь тогда, когда после завтрака остался один в своей комнате.

«Увидимся на Скул-лейн после пяти?»

Себастьян хорошо знал, что Скул-лейн находится за пределами школьной территории, и если мальчик попадется там, то непременно получит «шесть горячих»[37]от старшего воспитателя. Но рискнуть, решил он, стоило.

Когда прозвенел звонок к окончанию последнего урока, Себастьян выскользнул из класса и длинным окольным путем отправился вокруг игровых полей, затем перелез через деревянный забор и неуверенно побрел вниз по крутому склону к Скул-лейн. Он опоздал на пятнадцать минут, но Руби вышла из-за дерева и направилась прямо к нему. Себастьяну показалось, что она выглядела совсем по-другому, и не оттого, что сейчас на ней был не кухонный фартук, а белая блузка и черная плиссированная юбка. Она к тому же распустила волосы, и впервые он заметил на губах девушки помаду.

У них нашлось не так уж много тем для разговоров, однако после первого свидания они стали встречаться дважды, иногда – трижды в неделю, но всякий раз не более чем на полчаса, поскольку обоим необходимо было возвращаться к ужину в шесть.

Во время их второй встречи Себ поцеловал Руби, но не сразу она познакомила его с восхитительным чувством, когда губы обоих раскрываются и соприкасаются языки. Однако дело у него не заходило дальше ощупывания и прикосновений к различным частям ее тела, когда они прятались за деревом. И только за две недели до конца четверти она позволила ему расстегнуть пуговицы ее блузки и положить руку на грудь. Неделей позже он нащупал застежку ее бюстгальтера и решил, что, как только экзамены останутся позади, он продвинется вперед по двум предметам.

Вот когда все пошло не так.

– Временное отчисление?

– Ты не оставляешь мне выбора, Клифтон.

– Но до конца четверти всего четыре дня, сэр.

– И бог знает что ты еще можешь вытворить за эти четыре дня, если я на время не отчислю тебя, – парировал директор.

– Но чем же я заслужил такое суровое наказание, сэр?

– Полагаю, ты сам отлично знаешь, что ты сделал. Но если хочешь, чтобы я перечислил, сколько правил внутреннего распорядка ты нарушил за последние дни, я охотно сделаю это.

Себастьян с усилием заставил себя перестать ухмыляться, вспомнив свою последнюю эскападу.

Доктор Бэнкс-Уильямс опустил голову и вгляделся в заметки, которые набросал перед тем, как вызвать мальчика в свой кабинет. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил снова:

– Поскольку до окончания четверти осталось меньше недели, Клифтон, и так как ты сдал последние экзамены, я мог бы закрыть глаза на то, что тебя застали курящим в старой беседке. Даже проигнорировал бы пустую бутылку из-под пива, обнаруженную под твоей койкой, но твой последний неблагоразумный поступок не может быть оставлен без внимания.

– Мой последний неблагоразумный поступок? – повторил Себастьян; волнение директора доставляло ему удовольствие.

– Тебя после отбоя застали с девушкой из обслуги в твоей комнате с выключенным светом.

Себастьян хотел поинтересоваться: будь это не прислуга и оставь он свет включенным – считалось бы это нарушением? Однако вовремя понял, что такое легкомыслие могло навлечь на него еще большую беду и что не выиграй он открытую стипендию в Кембридже – первую, которой добилась школа почти за поколение, – его бы точно исключили, а не просто временно отчислили. Но он уже подумывал, как сможет обратить временное отчисление себе на пользу. После того как Руби дала ясно понять, что за небольшое вознаграждение она может проявить благосклонность, Себастьян с радостью принял ее условия, и она согласилась забраться через окно в его комнату в тот вечер после отбоя. Обнаженную женщину Себастьян видел впервые, однако довольно скоро понял, что в окно Руби забираться не в новинку. Директор прервал его мысли.

– Должен спросить тебя кое о чем как мужчина мужчину, – сказал он, перейдя вдруг на тон более высокопарный, чем обычно. – Твой ответ может повлиять на мое решение: стоит мне рекомендовать председателю приемной комиссии в Кембридже отказать тебе в стипендии, к величайшему прискорбию для всех нас в Бичкрофте, или не стоит. Тем не менее моя первостепенная обязанность – сохранять репутацию школы.