Гастролеры и фабрикант - Евгений Сухов

– А Ленчика нашего теребить не будут? – опять осторожно поинтересовался Огонь-Догановский. – На предмет дачи показаний по делу мильонщика Феоктистова.

– Думаю, не будут, – почти сразу ответил Дмитриев. – Зачем им его показания, как вы этого Феоктистова на такой куш накрыли? Им вообще никаких показаний по этому делу не надобно. И дела самого им не требуется. Если Феоктистов не заявит, а он не заявит, ничего не будет. Им и меня трогать не резон… – Дмитриев с восхищением посмотрел на Севу: – Гениальнейший план. Все продумано до мельчайших деталей, учтены все характеры; а столь тонкое знание человеческой природы и людских типажей просто восхитительно. Я об этом еще в Москве Африканычу сказал… Браво, Сева! Да, в Москве до сих пор рассказывают, как ты продал винокуренный завод графа Салтыкова в Тульской губернии саксонскому подданному, сказавшись племянником нашего добрейшего губернатора Владимира Андреевича. Еще рассказывают про два поместья в Малороссии, что послужили залогом для получения банковского кредита в восемьдесят пять тысяч рублей. Ты стал легендой, Вольдемар Аркадьевич… Но все эти аферы – «цветочки» по сравнению с тем, что ты провернул здесь, в Казани…

– Я не Вольдемар…

– Прости, Всеволод Аркадьевич, – поправился Дмитриев. – Я все тебя по старой памяти величаю…

– Так вот где ты пропадал тогда! – воскликнул Ленчик, весело глянув на Неофитова. – Ты в Москву, оказывается, ездил…

Африканыч в ответ лишь улыбнулся. Надо было, чтоб о его поездке к Дмитриеву никто не знал. Чтобы «эксперимент, как выразился Долгоруков, был чистым». Он таким и получился. Чистым…

* * *

Оставалось письмо, написанное собственноручно «чиновником особых поручений Департамента полиции полковником Засецким». В нем «Засецкий» поздравлял в лице исполняющего обязанность полицеймейстера коллежского советника Острожского всю казанскую полицию и, разумеется, самого Якова Викентьевича «с носом» и «шутовским колпаком», которые пришлись ему «аккурат впору», и рекомендовал «не рыпаться и сидеть тихо, коли не желаете для себя карьерной погибели и несмываемого вечного позора». Раскрыв, таким образом, что он никакой не полковник Департамента полиции, и не Засецкий, Дмитриев подписал письмо следующим образом:

Лжечиновник особых поручений Департамента полиции, лжеполковник Лжезасецкий, а на самом деле «червонный валет» Икс. Или Зет. Это уж как вам будет угодно.

Часа через полтора Сергей Аполлонович вышел из особняка Долгорукова, дошел до полицейской будки и вручил письмо, запечатанное в конверт, городовому.

– Я полковник Засецкий, – представился он полицианту. – Чиновник особых поручений при Департаменте полиции. Дело крайне срочное и не терпящее отлагательств. Речь идет о поимке государственного преступника, очень хитрого и опасного. Вот вам секретный пакет. Вы должны немедленно доставить его в Управление полиции и вручить непременно в руки господину Острожскому, сказав, что это – лично от меня, чиновника особых поручений Департамента полиции полковника Засецкого. Поняли меня?

– Так точно! – вытянулся перед «полковником» городовой.

– Исполнять! – приказал «чиновник особых поручений».

Городового простыл след.

– Сделал? – спросил Дмитриева Сева, когда тот вернулся.

– Да, – коротко ответил Сергей Аполлонович.

– Ну вот, кажется, и все, – раздумчиво и немного печально произнес Всеволод Аркадьевич.

* * *

За разговорами миновала ночь. Много о чем было говорено. О прошлом и настоящем. И о том, как жить дальше… А как жить дальше? Этим вопросом задавались все. И никто из бывших «валетов», а уж тем более Ленька, ничего не хотели менять в этой жизни. Это была их жизнь, и ничья больше. И они хотели распоряжаться ею по своему усмотрению, и никак иначе. И распоряжались…

А в это время в Управлении полиции метал громы и молнии исполняющий должность казанского полицеймейстера коллежский советник Яков Викентьевич Острожский.

Ночь и день первого дня

второй декады ноября 1888 года

– Ну, и где он? – Яков Викентьевич уже не находил себе места. – Что он вам сказал, когда вы расстались?

– Что он приедет в управление через час.

– Через час! – воскликнул исполняющий обязанности полицеймейстера. – Три часа уже прошло без малого! Вот что, – Острожский с какой-то тревогой посмотрел на Розенштейна, – ступайте туда, выясните, в чем там дело.

– Хорошо, Яков Викентьевич.

Выйти Розенштейн не успел. В кабинет буквально ворвался взмыленный городовой, от которого за версту разило потом.

– Господин исполняющий должность полицеймейстера! – забыв перевести дыхание, еле выдавил городовой. – Вам секретный пакет!

– Что?

– Вам срочный секретный пакет! – перевел наконец дух полицейский. – Велено доставить лично вам в руки!

– Кем велено? – принял от городового запечатанное письмо Острожский.

– Чиновником особых поручений при Департаменте полиции господином полковником Засецким…

Острожский и Розенштейн переглянулись, и Яков Викентьевич кивнул, что значило – «останься». Николай Людвигович понял, прошел в глубину кабинета и присел в кресло.

– Свободен, – сказал Острожский городовому, и тот вышел.

Яков Викентьевич распечатал письмо. Читал он долго и, кажется, еще раза два перечитывал. В процессе чтения его лицо вначале побелело, потом побагровело, а затем приняло зеленоватый оттенок. Наблюдая такие метаморфозы с лицом начальника, Розенштейн несколько раз порывался было спросить, не худо ли ему и не надобно ли чего принести, к примеру, водички или какого лекарства. Однако взгляды, которые изредка бросал в его сторону исполняющий обязанности полицеймейстера, не позволили Розенштейну не только предложить своему начальнику помощь, но даже открыть рот.

Прочитав письмо, Яков Викентьевич как-то беспомощно посмотрел на Николая Людвиговича, словно просил защиты, а затем, с исказившимся от злобы лицом, несколько раз столь сильно пнул тумбу стола, что из нее вывалились ящики, из которых выползли на пол папки с бумагами.

– Что-то случилось? – озабоченно спросил Розенштейн. Таким своего начальника он еще никогда не видел.

– Случилось? – растерянно произнес Острожский. – Да нет, особо ничего не случилось. Если не считать того, что на меня надели шутовской колпак и оставили с носом. Большу-ущим клоунским носом. Вы видали такие носы? – спросил с какой-то истерической интонацией исполняющий должность полицеймейстера.

Розенштейн, не зная, что ответить, недоуменно пожал плечами.

– Не видали? Так посмотрите!

С этими словами Острожский задрал нос. Невольно глянув на него, Розенштейн заметил, что нос действительно несколько длинноват и имеет заостренный кончик.