По воле судьбы - Колин Маккалоу

— Очень хорошо, — сказал Сервий Руф, оглядывая сенаторов. — Я начинаю созыв центурий для выборов.

— Стоит ли беспокоиться? — выкрикнул стоявший слева Милон. — Разве у нас есть еще кандидаты?

Сервий Руф поднял брови.

— Конечно, нет, Тит Анний.

— Тогда зачем тратить время, деньги, зачем тащиться куда-то голосовать? — с горьким сарказмом продолжил Милон. — Ведь результат нам известен.

— Я не приму назначения по решению одного лишь Сената, — возразил веско Помпей. — Пусть пройдут выборы.

— Но существует закон lex Annalis! — выкрикнул Целий. — Закон, гласящий, что человек не может баллотироваться в консулы, если со времени его последнего консульства не прошло десяти лет. Помпей вторично был консулом всего лишь два года назад.

— Правильно, — подхватил Сервий Руф. — Почтенные отцы, поступило предложение. Палата должна рекомендовать Трибутному собранию принять lex Caelia. Закон, позволяющий Гнею Помпею Магну баллотироваться в консулы. Прошу голосовать.

И Целий был побит его же оружием.

К началу марта Помпей Великий стал единолично правящим консулом, и все завертелось. В Капуе стоял легион, предназначавшийся для Сирии. Помпей отозвал его в Рим, чтобы прекратить уличные войны. Все решилось без лишних усилий. Как только центурии избрали Помпея, Секст Клелий придержал своих псов, требуя за то щедрого вознаграждения. Ему с удовольствием заплатили.

Были проведены и другие выборы. Марк Антоний сделался квестором Цезаря. Избрали и преторов, наконец-то открывших суды. Начались разбирательства дел, накопившихся за пять месяцев вынужденного безвременья. Так что таких людей, как экс-губернатор Сирии Авл Габиний, который был оправдан ранее по обвинению в измене, но не сумел снять с себя обвинения в вымогательстве, без проволочек потянули к ответу.

Габинию было поручено восстановить на троне Птолемея Авлета Египетского, свергнутого разгневанными александрийцами. Скорее, даже не поручено, а предложено, и он просто воспользовался удобным моментом. Поговаривали, что за десять тысяч талантов серебром. Может быть, ему что-то такое и обещали, но на деле он ничего не получил. Однако суд не принял это во внимание. После малоубедительного выступления Цицерона Габиния обвинили и назначили штраф в десять тысяч талантов. Не в состоянии заплатить и десятой доли такой огромной суммы, Габиний отправился в ссылку.

Но Гая Рабирия Постума, маленького банкира, реорганизовавшего при восстановленном Птолемее финансовую систему Египта, Цицерон защитил успешно. Рабирию Постуму было поручено выжать деньги из Птолемея Авлета, который был должен некоторым римским сенаторам за оказанные услуги (Габиний был одним из них) и римским ростовщикам за ощутимую поддержку во время ссылки. Возвратившись в Рим без единого сестерция, Рабирий Постум занял у Цезаря изрядную сумму и поправил свои дела. Его оправдали, поскольку защитительная речь Цицерона была столь же насыщена убедительными фактами, как и его же обвинительная речь против Гая Вереса несколько лет назад, и теперь Рабирий Постум мог целиком посвятить себя Цезарю и отстаиванию его интересов.

Размолвка между Цицероном и Аттиком, разумеется, длилась недолго. Они вновь сошлись, переписывались, когда Аттик уезжал по делам, и встречались всякий раз, когда им предоставлялась такая возможность. В Риме или в каких-то других городах.

— Целый шквал законов, — мрачно сказал Аттик, недолюбливавший Помпея.

— Некоторые из них никому не нравятся, — заметил Цицерон. — Даже бедный старый Гортензий сопротивлялся, как мог. Не удивляет, что против них ополчились и Бибул, и Катон. Удивительно то, что они-то и предложили сделать Магна единовластным консулом Рима.

— Возможно, — задумчиво произнес Аттик, — они опасались, что Помпей захватит власть незаконно. Как в свое время Сулла.

— Ну, во всяком случае, — просиял Цицерон, — мы вместе с Целием устроим все так, что главным виновникам этого фарса придется несладко. Как только Планк Бурса и Помпей Руф выйдут из состава плебейских трибунов, мы обвиним их в разжигании беспорядков. Поскольку Магн записал на таблицах новый закон о насилии, мы обернем его в нашу пользу.

— Я знаю одного человека, которому не понравится то, что сейчас у нас происходит, — сказал Аттик словно бы вскользь.

— Ты имеешь в виду Цезаря? — широко улыбнулся Цицерон. — О, это замечательный ход! За него я готов целовать Магну руки и ноги!

Но Аттик, мыслящий более трезво, покачал головой.

— И вовсе не замечательный, — возразил он сурово. — Все мы, возможно, однажды поплатимся за него. Если Помпей не хотел, чтобы Цезарю было дозволено баллотироваться in absentia, почему он тогда настроил десять плебейских трибунов провести разрешающий это закон? А теперь он проводит новый закон, запрещающий регистрировать кандидатов без явки. Без какой-либо оглядки на Цезаря.

— Хм! Неудивительно, что сторонники Цезаря подняли жуткий крик.

Поскольку Аттик и сам кричал, он чуть было не ответил на замечание колкостью, но прикусил язык. Что толку? Ни один, даже самый красноречивый оратор не смог бы убедить Цицерона взглянуть на вещи с позиции Цезаря. Особенно после истории с Катилиной. Цицерон обладал твердолобостъю селянина и если имел зуб на кого-то, то уже навсегда.

— Ну хорошо, — сказал со вздохом Аттик. — Кричат на Форуме все. Каждый лоббирует свои интересы. Но дать Цезарю привилегию, а потом о ней словно бы забыть, — это позорный поступок! Коварный удар, нанесенный исподтишка. Мне бы Магн понравился больше, если бы он пожал плечами и сказал: «Но Цезарь пусть баллотируется!» У него слишком раздутое самомнение при избыточной власти. И власть эту он использует неумно. Да умно он никогда и не поступал. Вспомни, это ведь он — в свои двадцать два! — вел три легиона по Фламиниевой дороге, поддерживая тирана Суллу. Помпей с тех пор не переменился. Он просто стал старше, жирней и хитрей.

— Хитрость необходима, — упрямо сказал Цицерон, всегда стоявший за Помпея.

— При условии, что она приведет к результатам. Цицерон, я не верю, что Цезарь согласится на роль беззащитной мишени. У него в одном мизинце хитрости больше, чем у Помпея во всем теле, однако он очень рационально оперирует ею. Беда Цезаря в том, что он самый прямой человек из всех, кого я знаю, и никогда не хитрит без нужды. А Помпей плетет сеть всегда, и особенно когда хочет кого-нибудь облапошить. Да, он хорошо вяжет ниточки. Но все равно это сеть. А Цезарь плетет гобелен. Я еще не знаю, каким будет рисунок, но я его опасаюсь. И не по тем же причинам, что ты.

— Чепуха! — выкрикнул Цицерон.

Аттик закрыл глаза, вздохнул.

— Похоже, Милона все-таки будут судить. Чью сторону ты возьмешь? — спросил он.

— Сторону невиновного.

— Но Магн вряд ли захочет, чтобы Милон был оправдан.

— Не думаю, что его это дело волнует.

— Цицерон, перестань! Конечно волнует! Ты должен понять, что Милоном манипулировал именно он!