Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук

– А ты знаешь, в чём дело?

– Нет, Сергей Фёдорович, абсолютно не знаю.

– Вот видишь – не знаешь, а пришёл меня с Никитой мирить. Ты же восточный человек, сначала бы выяснил, в чём дело.

– Сергей Фёдорович, да неудобно мне было Никиту расспрашивать, ясно одно – он переживает. Тем более вы же – славяне, вам надо объединиться. Мне даже как-то неловко, что я вам это объясняю. Я вас очень люблю, Никита – мой старый боевой товарищ. Сергей Фёдорович, ну давайте пойдём к нему.

– Ну ладно. Скажи, что через час.

Я – скорей к Никите. А он в это время готовился к картине о Грибоедове. И у него на “Мосфильме” были настоящие апартаменты: несколько комнат, большой зал – прямо целая мастерская. И все стены большого зала увешаны картинами на историческую тему, портретами, эскизами костюмов, декораций. Свою группу Никита спровадил, стоим мы в центре зала вдвоём. Входит Сергей Фёдорович. На Никиту не взглянул и пошёл бродить вдоль стен, у одной картины постоял, у второй… у пятой:

– Алик, куда я попал? Ты не знаешь, кто здесь работает? Может, Феллини?

Никита вздохнул:

– Ладно вам, Сергей Фёдорович, ну что вы, ей-богу…

– Это ты, Никита? Ты здесь работаешь? А я подумал, что у нас на “Мосфильме” Федерико Феллини постановку получил.

Зашли в маленькую комнатку, там Никита столик накрыл: сёмга, осетрина, коньячок, лимончик – всё красиво. Сели, выпили по рюмочке, ещё по рюмочке. И Никита говорит:

– Сергей Фёдорович, всё, что было, надо забыть. Ну, я виноват, погорячился…

Сергей Фёдорович посмотрел на него:

– Никитушка, дорогой мой, дело не в том, что я не понял твой фильм “Неоконченная пьеса для механического пианино” и ты назвал меня консерватором. Дело даже не в том, что после обсуждения твоей картины ты, мягко говоря, не замечал меня. Мне не это обидно. Ты же талантливый человек, Никита, мастер большой и понимаешь: мы с тобой разные. Наверное, и мне тогда надо было как-то иначе высказаться, но я всегда напрямую говорю. Знаешь, почему мне было больно и обидно? Вот у тебя папа кто? Вся страна его знает и почитает. Мама кто? Известная писательница. Брат кто? Голливудский режиссёр. А я? Я же круглый сирота. Я круглый сирота, Никита! И ты на круглого сироту голос возвысил!

Никита прямо ахнул:

– Ну, Сергей Фёдорович… Ну что же теперь…

– А теперь давай обнимемся, Никитушка!

Они обнялись. И больше никогда на Никиту Михалкова никаких обид он не имел. А мне о нём говорил:

– Никита – мощный парень. Талантище…»

V съезд кинематографистов СССР

Я был долгое время опальным актёром и опальным режиссёром.

Иногда мне жаль, что я не живописец, не скульптор…

Я был бы менее зависим. Там всё под рукой – краски, мрамор, глина, кисти.

Сергей Бондарчук

13 мая 1986 года открылся V съезд кинематографистов СССР. О том, какое важное значение этому событию придавало руководство страны, говорит тот факт, что на него явился весь высший партийный ареопаг – Михаил Горбачёв и всё его Политбюро. К тому времени Горбачёв уже крепко стоял на ногах и, освободившись практически от всех «стариков» в Политбюро, вёл страну к рыночным реформам. А поскольку кино, по словам самого Ленина, являлось важнейшим из искусств, то ему отводилась в этом деле одна из главенствующих ролей. И ставку новый генсек и его команда делали на тех кинематографистов, которые в брежневские времена были на положении изгоев и к кормилу власти не допускались. Теперь наступало их время. Именно они должны были сбросить с пьедестала всех, кто олицетворял собой времена так называемого брежневского застоя. Ведь ни Сергей Бондарчук, ни Станислав Ростоцкий, ни Лев Кулиджанов и другие мэтры никогда бы не согласились с теми переменами, которые замыслили горбачёвцы. И тот новый кинематограф, который задумали реформаторы, тоже никогда бы не стали создавать, поскольку суть его – разрушение и распад великой державы. Не все это тогда поняли, купившись на вроде бы благую цель – снимать честное и правдивое кино.

Съезд ещё не начался, а уже грянул первый скандал: в число делегатов (а это 664 человека) не был избран Сергей Бондарчук. Между тем съезд начался вполне благостно – с доклада 1-го секретаря СК СССР Льва Кулиджанова. И посвящён он был в основном успехам. Потом начались прения. Они тоже шли благопристойно. Но до тех пор, пока в зале находились члены Политбюро. После обеда они уехали – и вот тут началось. Выступления стали куда более эмоциональными. Я была на этом съезде и сидела рядом с моей подругой и сокурсницей Натальей Белохвостиковой. На трибуну поднялся её муж, наш виднейший кинорежиссёр Владимир Наумов. И ему практически не дали говорить. Кричали с мест, свистели, топали ногами… Я оглянулась и… не увидела знакомых с детства кинематографистов. В зале сидели какие-то люди (видимо, из среднего кинематографического звена), явно сплочённые и заранее подготовленные. Они и срывали выступление Владимира Наумова. Я взяла Наташу за руку, она была холодна, как лёд. Вот как вспоминает об этом сам Владимир Наумович: «Спустя более чем полтора десятка лет мне та развязанная кампания кажется уродливо-комичной, даже жалкой… Не получилось у большинства тех ораторов в профессии, зависть терзала, и, чтобы хоть как-то её унять, они убедили себя, что не приемлют картин Бондарчука, Кулиджанова, Ростоцкого, Озерова и других мастеров».

Вспоминал о съезде и режиссёр Самсон Самсонов: «Когда в 1986 году на Пятом съезде Союза кинематографистов СССР Бондарчуку с трибуны прокричали: “Кинематографический генерал!” – я с тревогой подумал, какое же разнузданное и пошлое наступает время! Порой мне кажется, что, был бы тогда жив С.А. Герасимов, этого позора не случилось бы; не было бы этого свиста, ёрничанья, этих ужасных оскорбительных слов… После того “революционного” съезда Сергей выглядел задумчиво-мрачным, было видно, что он подавлен. Он предвидел развал Советского Союза: человек он был мудрый, очень глубоко всё чувствовал, а ещё интуиция у него была колоссальная. Когда я задаюсь вопросом, понимали ли те упивающиеся вседозволенностью горе-перестройщики, какие творческие высоты были взяты этим выдающимся художником, то сам себе отвечаю: конечно, понимали, потому-то и ликовали, что свергают самого Бондарчука, ведь для них его высоты недосягаемы».

По этому поводу выступивший на этом форуме Никита Михалков заявил: «Можно по-разному относиться к фильмам и личности Сергея Бондарчука – это дело индивидуальное. Но неизбрание делегатом съезда того, кто сделал “Судьбу человека”, “Войну и мир”, “Они сражались за Родину” – и уже только этими фильмами вошедшего в историю отечественной культуры, – есть ребячество, дискредитирующее все искренние, благие порывы оздоровить унылую, формальную атмосферу, царящую в нашем Союзе кинематографистов».

Позже, снимаясь в моём документальном фильме об отце, Никита Сергеевич сказал: «Это такая несправедливость мышей. Когда разрешили топтать и за это ничего не будет, – можно. И для него это, конечно, был очень сильный удар. А когда непонятно за что, наступает момент растерянности внутренней. Когда только прошло время и все те, кто в радости и в детской резвости пытались колебать его треножник, стали потом приходить и извиняться. Когда прошло время, когда он устоял. Я вдруг понял, что этому не надо сопротивляться. Только сопротивление порождает силу у них».