Победный ветер, ясный день - Виктория Платова

И в дорожной пыли лежать оставлю. Мне, чем чужое брать, лучшесвое отдать. Вот такой я человек, Леонтьич. Все, кто знает меня… А меня здесьвсе знают… Так и говорят: Василий Печенкин — святой. Василий Печенкин —бескорыстный, что бог-отец, бог-сын и дух святой!..

— Не спорю, друг мой, не спорю. Но пятидесяти рублей уменя нет… Ну их к черту, пятьдесят рублей?.. Какие уж тут пятьдесят рублей,когда vinum non habent! [12].

И мэтр с тоской осмотрел бесплодную пустыню стола и дажеподнял очи горе. Но манна крепостью хотя бы в семнадцать градусов падать слипких сводов не торопилась. Брат-близнец Вася, имевший о латыни самоеотдаленное представление, тем не менее чутко уловил настроение Маслобойщикова.Он по-матерински прильнул к Гжесю и пробежался по его бесчувственному корпусу,как по клавишам рояля. Результатом экзерсиса в легком шопеновском стиле сталовытертое портмоне из кожзама.

А спустя секунду из портмоне была извлечена купюрадостоинством в десять рублей и жалостливая мелочь в пятьдесят копеек.

— Ну, ты скажи! — шумно возмутился алкаш. —Десятка… Курам на смех, честное слово! А с виду — приличный человек. Что делатьбудем, Леонтьич?

Маслобойщиков ухватился за бороду так, как будто хотелотодрать ее вместе с кожей и нижней челюстью. Глаза его совершили круг почетапо орбитам и остановились на предмете, который пытался втюхать ему алкаш Вася.Предметом этим был параллелепипед мечтательного нежно-зеленого цвета. Крутыебока параллелепипеда были засижены иероглифами, по нижней их кромке сновалистилизованные лодчонки, а по верхней — ветвились сосны.

— Говоришь, одеколон? — выдохнул мэтр.

?; — Чудный одеколон, — снова оживился алкаш,машинально засовывая десятку себе в карман. — Хочешь — жене дари, хочешь —любовнице. Хочешь — сам обливайся. Хочешь — магнитофон протирай.

Французы, они толк знают! Они дерьма не подсунут!

— Ты прав, друг мой, ты прав! — Маслобойщиковсогласно закивал головой. — Вива Франс! Я ее, голубицу кроткую, вдоль ипоперек исходил босыми ступнями… От Дувра до Марселя. В Авиньон «Макбета»привозил…

— Уважаю. — «Макбет» в Авиньоне произвел на алкашатакое впечатление, что он даже икнул. — Вот за это — уважаю!..

— Может, хряпнем его? — решился наконец-то напоступок Маслобойщиков. — За Францию… За колыбель Мольера и Расина? Онатого стоит, поверь мне…

— Кого хряпнем? — бесцеремонно перебил мэтрабрат-близнец.

— Его, — Маслобойщиков шумно выплюнул забившуюся врот бороду и ткнул дрожащим от вожделения пальцем в стильную коробочку. —За Францию, за знакомство и вообще…

Подобная эксцентричность вкупе с алкоголической всеядностьюповергла в ступор даже видавшего виды алкаша Васю.

— Ну, ты даешь, Леонтьич! — только и смогвыговорить он, аккуратно подтягивая одеколон к себе: от греха подальше.

Конец этой мизансцены и застала Лена, подойдя к столику.Пригорюнившийся мэтр отнесся к ее появлению спокойно, зато алкаш заметнооживился.

— Купите, девушка, — сделал он второйзаход. — Дешевле отдаю, чем сам взял. От жены отрываю, от детушек… В силустесненных материальных обстоятельств…

— Что это? — спросила Лена.

— Чудный одеколон… Хочешь — мужу дари, хочешь —любовнику. Хочешь — сама обливайся. Хочешь — магнитофон протирай. Французы, онитолк знают! Они дерьма не подсунут!..

Но Лена уже не слышала заискивающего голоса алкаша. Она, неотрываясь, смотрела на запакованную в целлофан коробочку нежно-зеленого цвета.У тисненных золотом иероглифов имелся подстрочник, хорошо ей знакомый, —«100 views of Edo».

«Сто видов Эдо».

Те самые сто видов. Одеколон, сочиненный английскойпарфюмерной компанией и переведенный на русский ленивыми поляками или ушлымивенграми с максимально возможным нарушением технологического процесса.

Те самые сто видов. Точно такие же, какие она продала впрошлую пятницу Роману Валевскому. Точно такие же…

— Можно взглянуть? — слабым голосом спросила Лена.

— Отчего же не взглянуть, — засуетилсяалкаш. — Взгляните. И недорого прошу — всего двести…

И, самым бесцеремонным образом покопавшись в Ленином —вполне благополучном и даже зажиточном — лице, вынес окончательный вердикт:

— ..двести семьде.., двести девяносто… пять!

«Сто видов Эдо» перекочевали в повлажневшие от воспоминанийруки Лены. Она взяла их без всякой задней мысли, подчиняясь безотчетному порывуи холодея от почти мистического совпадения. Но открытие, совершенное черезсекунду, потрясло ее. Это был не одеколон, идентичный тому, от которого онаизбавилась в прошлую пятницу, нет, — это был тот самый одеколон!

Она отдала Валевскому именно эту коробочку. Она запомнила еев самых мельчайших деталях, как запомнила все, что касалось так неожиданнопоявившегося в ее жизни Романа Валевского: картон на днище с одной стороны былслегка помят, а на целлофане… На целлофане довольно отчетливо просматривалсясмазанный чернильный отпечаток ее большого пальца!

С трудом оторвавшись от отпечатка, Лена уставилась наалкаша. На приятеля знаменитого танцора Roman Walevsky он не тянул. Он не тянулдаже на водопроводчика, который мог бы заменить прохудившуюся прокладку вванной у приятеля знаменитого танцора Roman Walevsky. Он не тянул даже насторожа при театре «Лиллаби». Между саксаулом и анютиными глазками было большесходства, чем между Романом и алкашом. Этот окаменевший от паленой водкимоллюск существовал в придонном иле, в то время как беспечная форель РоманВалевский плескалась в чистейших горных ключах.

— Откуда у вас эта вещь? — прерывающимся голосомспросила Лена.

Вполне невинный вопрос вызвал странную реакцию у алкаша. Носего прямо на глазах увеличился в размерах и лживо раздвоился на конце, а бровинаперегонки бросились к самым корням пегих волос. Алкаш скуксился и жалобнымголосом профессионального юродивого загнусил:

— Вам-то какое дело? Будете брать или нет? Не будете,так и голову не морочьте…

— Откуда она у вас?! — проявила Лена завиднуюнастойчивость.

— Премировали… К профессиональному празднику вручили…Как герою-пожарнику… Как чернобыльцу-инвалиду…

Если что-то в облике алкаша и напоминало о пожарниках, такэто цвет лица. Столь богатую цветовую гамму — от свекольно-фиолетового докарминно-красного — мог создать только полноценный пожар на складегорюче-смазочных материалов. Или на нефтехранилище.

— Зачем вы лжете?! Где вы взяли этот одеколон? —продолжала напирать Лена.

— А ты кто такая, чтобы меня допрашивать? — трусливосхамил алкаш. — Понаедут, понимаешь ли, и права качают. Не нравится — небери…