Я никогда не - Малика Атей

Анеля положила передо мной на стол «Рафаэлло» – я не сразу поняла, что это намек на балетную рекламу из девяностых, – и билет, довольная, как Санта-Клаус.

– Я купила нам билеты! – радостно сказала Анеля. – Дешевых уже не осталось, так что будем сидеть в первых рядах партера. Конечно, это неправильно – слышать стук пуант, зато мы сможем хорошо разглядеть костюмы.

– Это очень щедрый подарок, Анеля. – Я не почувствовала ни радости, ни благодарности.

– Да ну брось. – Анеля чмокнула меня в щеку. – Представь, как будет классно.

Выступление было назначено на вечер пятницы, и в час пик к театру с трудом подбирались машины. Мы пришли пешком, заранее – мы договорились встретиться на месте, хотя раньше она бы зашла за мной или я – за ней. Я издалека увидела, как Анеля машет мне с крыльца. За последние месяцы она располнела, и ей это не шло. Конечно, она не стала толстой, но у нее заплыла талия, ноги стали бесформенными, одинаковой ширины что в коленях, что над и под ними. Ни бюста, ни бедер у нее при этом не появилось. Она надела платье с открытыми плечами, накрутила волосы и встала на очень высокие каблуки – вся ее беззащитность, вся юность куда-то пропали.

– Шикарно выглядишь, – сказала мне Анеля, я ответила, что она тоже.

Мы ждали начала на улице, чтобы не сидеть слишком долго.

– Что вчера было, – важно сказала Анеля. – У Саши сейчас, конечно, непростой период.

Я изобразила заинтересованность, и Анеля продолжила:

– Короче, вчера мы с ним договорились увидеться. Он мне сам написал, я в принципе и не планировала, сижу, занимаюсь своими делами, он такой, типа, что делаешь, встретимся через час? Я соответственно согласилась, а я решила вчера – все, Анеля, сегодня тебе надо отдохнуть. Мы с мамой с утра как раз съездили в салон, я подправила брови и сделала маникюр, и когда Саша позвонил, мне оставалось только голову помыть и одеться. Проходит час, потом еще минут пятнадцать – я думаю, ну нормально, я собралась и то быстрее его. Я ему пишу, выходить ли мне, видно, что он прочитал и при этом не отвечает. Я звоню, он два раза до упора не берет, на третий вообще сбрасывает. Потом наконец мне приходит сообщение, я кидаю телефон в сумку и выхожу. Я ему думала сказать, что для встречи с подругой не обязательно клеить ресницы, выхожу, перед домом никого нет. Я открываю сообщение – а это вообще не Юн, это какая-то идиотская спам-рассылка, дарим семь с половиной тысяч на технику, если купите за триста семь. Если честно, я уже начала нервничать, потому что думаю, мало ли что, он за рулем, или вообще как, позвонила ему еще раз. В общем представь, – Анеля сделала паузу для значительности, – он наконец отвечает и говорит: «Слушаю. Говорите». Я в шоке вообще, я разозлилась и наехала на него, что я его жду уже сорок минут, и он мне такой: «Я ужинаю со своей девушкой». Я ему: «Мы договаривались увидеться, если что». Он: «Я занят, и не смей на меня орать». Я была просто в шоке, я ему пишу, типа, спасибо тебе большое за приглашение. Знаешь, мне в тот момент просто убить его хотелось, я была уверена, что вообще с ним больше общаться не буду после такого. Я вот как раз тогда позвонила тебе, ты сказала, что занята, потом позвонила Кариму, он, оказывается, с Ануаркой где-то был, но я не хотела заходить обратно домой. В итоге я поужинала с Бахти и Баке – я тебе говорила, что мы с ней помирились? Я потом расскажу. Она мне посоветовала послать Сашу на три буквы – хорошо, что я ее не послушала. Короче, я довольно скоро пришла домой, посмотрела с Ажекой серию турецкого сериала – такая бредятина, но затягивает, и у меня вообще не было настроения, я собиралась лечь, уже, считай, легла, и тут мне пришло сообщение от Саши. Сейчас я покажу. Читай сразу с ответом.

Анеля протянула мне телефон.

Саша Юн: Анеля, прости меня. Ты не заслужила этого, у меня просто такая ерунда в жизни творится, и я не выдерживаю, срываюсь на самых близких.

Анеля: Саш, да о чем ты говоришь, я не злюсь, просто ты пойми, что я за тебя переживаю и я не хочу, чтобы ты загонял себя в угол. Ты мне очень дорог, и ты мой самый лучший друг, я просто хочу, чтобы ты не считал, будто я тебя не понимаю или что я, как все, хочу вытягивать из тебя энергию сейчас, когда тебе и так плохо, но тебе будет гораздо легче, если ты не будешь все носить в себе и мы вместе будем что-то пытаться решать. Знай, что я тебя очень люблю, ты меня сегодня сильно испугал, я боялась, с тобой что-то случилось, поэтому тоже была на нервах, но я знаю, ты поймешь и не будешь обижаться. Мы же с тобой оба включенные :)

– Американские горки, а не отношения, – сказала Анеля. – Я говорю, мы с Юном…

– Господи, Анеля, – я перебила ее на полуслове, – перестань на него вешаться. Какие отношения, он же просто уже не знает, как тебя отшить.

Анеля замолкла, мы зашли внутрь и заняли свои места.

Зал постепенно наполнялся людьми. Я повернула голову направо – и чуть было не поздоровалась: через два места от меня сидел Баке, значительно похорошевший на воле, в иссиня-черном пиджаке и белой рубашке, со второй, очевидно, женой – привлекательной женщиной лет сорока – и двумя сыновьями-школьниками, они сидели как раз возле меня. Прозвенел третий звонок, свет погас, и сцена оказалась в распоряжении более чем странной труппы танцоров. Мне показалось, что это розыгрыш: музыка играла та, что указали в программке – «Весна священная» Стравинского, но танцоры, тяжелые, с совсем не танцевальными фигурами, в коричневых вельветовых брюках, а потом без них – в нижнем белье в крапинку – двигались самым бессмысленным и отталкивающим образом из всех возможных, и не верилось, что это знаменитая труппа и знаменитый постановщик. Мне было скучно и стыдно за происходящее на сцене, и я то и дело оглядывалась на детей Баке – они сидели прямо, смотрели внимательно и даже не ерзали.

Баке так убедительно делал вид, что не знает нас с Анелей и не замечает, что можно было подумать, будто это его брат-близнец, и вправду нас не знающий. Но удивительно было то, что Баке держал себя, будто это его основные дети.

Объявили антракт, Анеля посмотрела на меня вопросительно.

– Автор – мудак, – ответила я.

Младший сын Баке посмотрел на меня с неодобрением.

Мы решили размять ноги, Анеля делала независимый вид – сама пошла в туалет, потом звонила кому-то, отойдя от меня на другую сторону холла. Я представила себе следующие полтора часа: Анеля с недовольным выражением лица, эти кошмарные люди на сцене – в следующем акте они, не дай боже, снимут с себя еще что-нибудь. Я подошла к Анеле, дождалась пока она, не торопясь, завершит разговор, и попрощалась.

– Анель, прости, – я нахмурилась, – у меня так болит голова.

Анеля фыркнула.

– Я уже даже не обращаю внимания на головную боль, она у меня постоянно.

– Ты останешься?

– Это непростой и новаторский взгляд на Стравинского, – сказала Анеля голосом своей мамы. – Я думаю, не каждый день в Алмате можно такое увидеть. Так что устала не устала, я посмотрю, к чему они в итоге приведут эту историю.