Женское оружие - Елена Кузнецова

— Умница, Аннушка! Хороший вопрос задала. Сама догадалась?

На Анькином лице отчетливо читалось, что она, испуганная собственной смелостью, даже не поняла вначале — кому это Арина так ответила? Кого умницей-то назвала? Чуть не оглянулась. И вдруг дошло — ее, Аньку, за вопрос об ЭТОМ не дурой обозвали, а умницей? Издевается Арина над ней, что ли? Но нет, непохоже, смотрит совсем не насмешливо, по-доброму. И вдруг слезы на глаза навернулись…

Не ожидавшая такой реакции, Аринка растерялась.

— Ты что, Ань? Ты молодец, правильно спросить догадалась. Но про такое по дороге и наспех говорить не получится. Сейчас мы с тобой до девичьей дойдем, поднимемся ко мне в опочивальню и тогда уже и про это поговорим, хорошо? Но ты права, можно тем оружием пораниться. Да так, что иная рана телесная ерундой покажется. Потому и матушка твоя рассердилась — она же за тебя испугалась. Так что ты на нее сердца не держи.

— Да она всегда сердится, — жалобно протянула было Анька, но тут же встрепенулась, видно, вспомнила уроки про то, как боярышне себя держать и говорить надлежит. Тон сменила, но, должно быть, пожаловаться кому-нибудь очень уж захотелось.

— Вечно все ей не так, — хоть уже и без слез в голосе, просто с грустью проговорила она. — Говорит, без души я работу делаю. А какая душа-то нужна? Ну ладно, шить или вышивать… хотя тоже — иголку любить, что ли? Все пальцы исколоты от нее. А если, как в Ратном приходилось, навоз выгребать или полы скоблить? Их что, тоже любить надо было? Это мы только недавно перебрались из Ратного сюда, в крепость, а там, знаешь, тоска какая смертная была? Ты вот хоть в проезжем селе выросла, на постоялом дворе. Там-то небось людей разных видела, потом в самом Турове жила, а я? Сижу в этой глуши, каждый день одно и то же, раз в год на ярмарку только и можно съездить, да и там… лесовики одни. А я так не хочу! И замуж за воина — не хочу! Навидалась! Им бабы и девки только для хозяйства надобны. Чтоб было где отлеживаться, если ранят. Какая разница — десятник он будет или даже сотник, если мне тут пропадать всю жизнь? Хоть как назовись… И слова поперек не скажи никому… И если бы дед в бояре не выбился, да Минька новые порядки не завел, так бы и не вылезли мы с сестрой из навоза. И это — жизнь? Зря ты сюда приехала. Еще наплачешься. Вот упроси мать с нами в Туров поехать — там ты себе хоть жениха путевого найдешь…

— Главное, чтоб ты себе там нашла путевого, — засмеялась Аринка. — Я-то уж как-нибудь. Только напрасно ты так про работу. Душа же не иголке с ниткой нужна и не скребку, а людям — тебе самой в первую очередь. Ты же не просто так полы скоблила, а чтобы в доме чисто было. Значит, для родных своих старалась. Вот и с вышиванием то же самое. Если бы ты не на иголку с ниткой злилась, а подумала, как близкие твои будут радоваться той красоте, что из-под твоих рук выходит, то и получалось бы лучше. И иголка с ниткой не кололась бы так. Ой! Гляди, вон мои сестренки с кем-то играют!

— Дударик это, — сообщила Анька, поглядев на стоящую в сторонке Аксинью, которая с улыбкой наблюдала, как девчонки бегали за Дудариком, смеялись, а он вроде бы и давал им себя догнать, да в последний момент уворачивался. И чувствовалось, что он тоже получает удовольствие от этой игры.

— Нечестно! — кричала Стешка, потешно сердясь, что в очередной раз не смогла поймать Дударика. — Нечестно ты! Я тебя почти засалила!

— Так почти не считается! — Дударик в очередной раз увернулся, но видя, как расстроилась девчонка, все же дал ей себя поймать. — Сдаюсь, сдаюсь! — засмеялся он, когда и Фенька на него насела, но все-таки вывернулся от них и рукой помахал: — Потом еще поиграем! А то некогда мне, — и побежал куда-то.

— А мы Дударика поймали! — затараторили девчонки, увидев старшую сестру и кидаясь ей навстречу. — А мы его поймали! Нам Ксюша с ним поиграть разрешила.

— Дурочки, — усмехнулась Анька. — Он же вам поддался.

— Ничего и не поддался! Я его поймала! — надулась Стешка. — Он вначале нечестно уворачивался, а я его все равно поймала!

— Конечно, поймала! — подтвердила Аринка. — Ты же у меня умница! Смотрите-ка, Аксинья вас уже заждалась, идите к ней, а у нас с Анютой тоже дело есть.

Когда девчонки ушли, Аринка спросила:

— А как ты поняла, что Дударик им поддался?

— Ну как? — хмыкнула Анька. — Он же мальчишка и старше. Просто с мелюзгой играл.

— То есть девчонки всерьез его ловили, а он баловался?

— Ну конечно! — Анька недоуменно уставилась на Аринку. — Ты что, и правда решила, что они его поймать могли?

— Я-то нет, — усмехнулась Аринка. — Это ты с чего-то взяла, что я твоих отроков увести хочу. И не понимаешь, что тебе со мной всерьез соперничать так же смешно, вон как Стешке Дударика вашего ловить. Мне-то твои игрушки без надобности.

Анька как на стену с разбегу налетела: стояла и глазами на Аринку хлопала. Ей и в голову не приходило, что та сразу поняла, отчего она так злилась. И Анька вдруг в первый раз в жизни и вправду себя такой дурой почувствовала… как ведро ледяной воды на голову ей внезапно вылили. Ведь совсем о другом же говорили!

— Ты к чему это? — спросила она хмуро.

— Да к тому, — вздохнула Аринка, — что напрасно ты во мне соперницу видишь. Мне твои женихи, как вот Дударику моих девчонок игрушки… — И опять за плечи Аньку обняла. — Идем-идем, бедолага! Хватит дуться-то. Ты, девонька, одного не понимаешь — между нами с тобой не пять лет разницы, а замужество мое, смерть мужнина да вдовство… а это не годами измеряется. Вот поживешь, поймешь, о чем я… Самой смешно тогда станет.

До ужина время еще оставалось — остальные девки пока что были где-то на занятиях с боярыней, так что можно было спокойно продолжить разговор.

— Ты про женское оружие спрашивала, — напомнила Аринка. — Как им пораниться можно…

Анька кивнула и вся обратилась в слух. Было видно — вот это-то ее интересует по-настоящему!

— Вот скажи, часто отроки на занятиях ранятся оружием воинским? Ножами там или еще чем?

— А то! Юлька с ног сбилась, и Матвей тоже. Каждый день что-то… И такие бывают случаи! Даже и непонятно порой, как им удалось так-то исхитриться…

— Ну так раны отроков по сравнению с тем, на что ты по незнанию нарваться можешь, — сущие пустяки… — Аринка вздохнула. — Тем, чем я татей дразнила, лучше мужей вообще не соблазнять, а уж мужа любимого при чужих так дразнить — это надо совсем ума не иметь!

«Ну про то, что наедине такое иной раз можно и нужно, я тебе пока говорить не буду — рано еще. Сейчас главное уясни — не дело на людях так-то…»

— А ты зачем тогда?

— Так я же не любимого мужа, а ворогов! — Аринка горько усмехнулась. — Я в них не любовь вызывала, а похоть звериную, чтоб они разума лишились. Ты знаешь, как бывает, когда у зверей гон идет или когда свадьбы собачьи? В это время кобелей или лосей лучше не трогать, даже случайно рядом оказаться опасно. Они и друг друга поубивать могут, и того, кто к ним подойдет. Но в то же время и не слышат ничего вокруг, не сторожатся. Вот я тем и воспользовалась. Играла я с ними, понимаешь? Дразнила их. А для этого рубашку скидывать не обязательно. Я бы и в платье могла выйти, да все то же проделать, только мне надо было наверняка их разума лишить, ну и показать, что нет мужей в доме — одна я там. Но представь, если ты или кто еще по незнанию ТАКОЕ в муже своем возбудит. Кем ты для него потом будешь? Сучкой течной, добычей, а не любимой женой. И ревность, и злость, и недоверие его терзать будут. И все это потом непременно на тебе скажется, когда его душу разъест, как ржа железо. И добро бы, если только для него одного это покажешь, да шуткой, но если ты с ним при людях так играть будешь или с кем-то у него на глазах… Он же поймет, что не он один это видит и не он один это чувствует, а для мужа это хуже ножа острого. И еще. Даже если ты сама одного кого-то завлечь пожелаешь, то случайно и посторонний это увидеть может. Видела я — ты тут с отроками играешь… Не в полную силу — не умеешь ты пока это применять, но они уже и от этого ведутся за тобой. Тебе оно нравится, конечно, кажется, что это тебе власть над ними дает, хотя и тут ты ошибаешься. Не ты власть над ними получаешь, а они тобой овладеть хотят, и желание это у них сильнее разума бывает. Но отроки — свои, да и воли им тут не дадено, и сами они тебя вряд ли тронут, как бы ни припекало их, побоятся. Но ведь в Турове чужих много, проезжих. На что они способны? Ты их и не заметишь, а они охоту начнут. На тебя. Ты знаешь, что с полонянками бывает?