Территория пунктира - Олег Велесов

Вспыльчив? Бывает. Зато сколько достоинств: предан, честен, не курю. Но со стороны почему-то видят только пороки. Надо как-нибудь откалиброваться во времена Моисеевы и подсказать ему одиннадцатую заповедь: не завидуй!

— А для чего все эти носители?

— Как для чего? Про запас, конечно. Если кому вдруг понадобится, так чтоб по городу не бегать, не искать, сюда спустился — взял. Можно босяка, студентика, чинушу. Любой на выбор.

— И тебя?

— Меня нельзя, я кусаюсь. Тебе ещё не объясняли, что не в каждую голову залезть можно?

— Объясняли. И что получается, этих людей здесь держат… Как на пожизненном?

— Ты за них не переживай. День закончится, память обнулиться, завтра утром опять будут думать, что они только сегодня тут оказались. Для них время значения не имеет. Ты о себе думай. А ещё лучше, беги отсюда подальше. Заберись в норку глубокую и живи себе просто, без фантазий. Никуда не лезь, не выпячивайся, чтоб не выследили, не вычислили. По сути, ты бессмертен. Понимаешь? Господь тебя вечностью наградил. Цени это.

Совет мне не понравился. Зачем куда-то бежать? Здесь интересно, можно чему-то научиться. К тому же, велика вероятность, что в роли попа выступает дель Соро или кто-то из его помощников. Дать ему по башке, чтоб в следующий раз не провоцировал.

— А сам чё не бежишь?

— Это нижний ярус, родной, отсюда могут только отпустить.

Про нижний ярус я уже слышал, причём не так давно, в процедурной. Я висел на цепях, и вдруг со мной заговорил человек…

— Ты же Аскольд, — пробила меня догадка. — Верно?

В голове закопошились мыши. Я напрягся, в глазах потемнело, начало подташнивать. Кто-то настойчиво и грубо пытался прочитать меня.

— Не сопротивляйся. Я не причиню тебе вреда, Егор.

Словно прорываясь сквозь вязкие тенёта, я дотянулся до его шеи и сжал. В пальцах хрустнули хрящи, пелена с глаз спала, в голове прояснилось. Тело попа вытянулось в успокоении, и только по лицу прокатились судороги от подбородка к глазам и обратно…

Глава 19

Состояние: Санкт-Петербург, 2 ноября 1833 года

Я проснулся часов в пять утра, встал, походил по комнате. Потом долго разглядывал себя в зеркало. Шрама на горле не было, а само тело казалось идеальным: развитые плечи, крепкие руки, чёткий рельеф на груди и животе. Мой носитель явно не изнеженный барчук. Но и не рабочий. Ладони мягкие, без мозолей. Кем он был до меня?

Я уже пытался прочесть его память, но на неё как будто навесили замок. Или просто вычистили. Они наверняка умеют это делать, смог же Аскольд забраться мне в голову. Он и потом пытался сделать это, когда я сидел рядом с трупом попа. Я чувствовал осторожные прикосновения к разуму и шёпот: спокойно, спокойно, я не желаю тебе зла… Он спрятался в ком-то из арестантов и старался подавить меня, договориться. Я выкрикнул: убью всех! Народ шарахнулся вглубь камеры, и шёпот прекратился.

В шесть часов я оделся и в половине седьмого спустился в столовую на завтрак. Официант подал кофе, белый хлеб с маслом и яйцо всмятку. Я попросил чего-нибудь посытнее, он принёс на тарелке тонко нарезанные ломтики ветчины и сыр.

Минут через пятнадцать пришёл Шешель, сел напротив.

— Как ты?

Я интуитивно схватился за горло.

— Нормально. Даже шрама не осталось.

— Маэстро Кампос любит демонстрировать новичкам силу оружия.

— Я так и понял. Жаль только, что человек, которого я считал другом, забыл меня предупредить.

Шешель нахмурился.

— Прости, Егор. Ей богу… Просто не подумал об этом.

Пришла Александра Николаевна, села за соседний столик. Меня она не замечала демонстративно. Официант подал ей омлет и свежие фрукты.

— Ладно, — я положил на хлеб ветчину и сыр, пытаясь изобразить простенький Биг Мак, — не будем правити од комарца магарца[48].

— Вот уж не думал, что ты сербский знаешь, — оживился Слободан.

— На калибровке выучил.

— Ого! Из всего национального многообразия Америки тебя угораздило попасть в серба?

— Это не вчера. Сербский я выучил в Сараево на четвёртой калибровке.

— На четвёртой? Погоди. Вчера у тебя была первая…

— Вчера была шестая.

Шешель недоверчиво скривился.

— Ты что-то путаешь, Егор, видимо, Файгман хорошо тебя приложил. Рекрутов до калибровок не допускают. Лишь в качестве исключения. Там не каждый оперативник справится…

— Вот ты точно не справишься, а у меня их было шесть штук, — я растопырил перед ним пятерню. — Шесть!

— Саламанов, — окликнула меня Александра Николаевна, — вы можете хотя бы в столовой вести себя прилично?

— Именно это я и делаю, моя госпожа. Просто пытаюсь объяснить нашему сербу, что у меня было уже шесть калибровок.

— Это невозможно, — голос Александры Николаевны стал тише.

— Ещё одна. Я говорю — был! Что вы все спорите?

Библиотекарша встала.

— Саламанов, идите за мной.

— У меня завтрак.

— Немедленно!

Голос её напрягся, и я не стал искушать судьбу, иначе Александра Николаевна могла поторопить меня тем знаменитым приёмом, который использовала в библиотеке. Клянусь, в тот раз она пальцем до меня не дотронулась, но я едва богу душу не отдал. Вот бы чем овладеть, и тогда маэстро Кампос со своей дестрезой и испанским маятником может смело отправляться в отстойник для лохов.

Мы поднялись в кабинет Штейна. Ещё в коридоре я почувствовал запах горького лимона, значит, Файгман тоже здесь.

— Что опять случилось? — вздохнул старший куратор, увидев нас вместе.

— Мартин, — Александра Николаевна кивнула в мою сторону, — Саламанов утверждает, что шесть раз был на калибровках.

— Шесть? Вот как?

— А что не семь? — хмыкнул Файгман.

— Вы полны загадок, Егор, — Штейн огладил подбородок. — Есть ещё что-то, чего мы о вас не знаем?

— Я не вру, — буркнул я.

— Охотно верю. Но прежде чем продолжить разговор, считаю необходимым просветить вас относительно того, что же такое калибровка. В сущности, это кратковременное перемещение, позволяющее определить степень воздействия тех или иных изменений на общее течение времени. Калибровки бывают двух уровней. Учебная даёт оперативнику возможность получить определённые знания гуманитарного или технического характера и проверить на практике свои способности. Сколько языков вы знаете?

Я пожал плечами.

— Вообще, в школе я пытался изучать немецкий, но не совсем удачно, а сейчас… Древнегреческий точно, иврит, сербский, английский, немецкий, латинский…

— Латынь, — сморщила носик Александра Николаевна.

— …и немного авестийский, но на счёт последнего достаточно спорно.

Лицо Штейна приняло озабоченное выражение, кажется, он начал верить в мои калибровки.

— Вы действительно говорите правду, — покачал он головой. — Даже кратковременное нахождение в теле носителя позволяет изучить его язык. Да-с. То же касается навыков, но они сохраняются не полностью.