Хождение в Похъёлу - Никита Тихомиров

Ветер с равнины гнал от Большой воды сполохи прозрачного тумана. Голые пустоши гляделись печалью. Равнина была пуста: ни оленей, ни бизонов, ни сурьи. Только лохматая каёмка дальнего леса притягивала взгляд.

Стоя на опушке, Лоукка вглядывалась в даль, втянув голову в складки наброшенного на плечи одеяла из бизоньей шкуры. Длинный мех надёжно грел покрасневшие щёки. Она снова ждала Альто. Мужчинам уже пора было вернуться. Она тревожилась. Четверо охотников могли нарваться на целую группу чужаков, и тогда исход похода мог оказаться неблагоприятным. Лоукка гнала эти мысли прочь, но они не спешили покинуть её сознание и постоянно кружились где-то рядом. С самого рассвета ходила она на это место, откуда открывался хороший обзор на восток — туда, откуда должны были возвращаться охотники.

Ройго просилась с ней, но женщина-пыйхи не позволяла дочери следовать за собой, боясь подвергать юное сердце чрезмерным впечатлениям. Мало ли в каком виде прибудет назад Альто с товарищами. Понурая и обиженная, Ройго весь день прибиралась в хижине и варила мясной бульон, избегая матери. Лоукка не пыталась вернуть расположение дочери. Ничего, подуется и отойдёт.

Лоукка утерла скопившуюся в крупные капли влагу с бровей. Похоже, никого она не дождётся сегодня. День уже далеко перевалил за свою середину. Может, завтра.

Она ещё раз окинула взглядом широкую луговину с буграми, увенчанными камнями Тайко, перед тем как повернуть к хоронившейся в хвойной чащобе хижине. И тут откуда-то справа, издали, до неё долетел сухой треск. Затем ещё и ещё. Она повернулась на звук: он шёл от лесного перешейка, соединявшего «её» лес с дальним перелеском, который она только что обозревала. Кто-то тяжёлый пробивался сквозь густой подлесок. Сурьи? Медведь? Она замерла на месте. Хруст сухостоин и валежника шёл в направлении хижины. А там осталась беззащитная Ройго.

Лоукка сорвалась с места и бросилась в сторону дома, задевая за ветки и выворачивая из тропы комья липкой чёрной земли. На повороте тропы, обходившей замшелый завал, она поскользнулась и едва не кувыркнулась через гнилой ствол, но успела схватиться за ветку и удержаться на ногах. Крякнув от напряжения, женщина выпрямилась и побежала дальше. А тревожные звуки, опережая её, накатывались всё ближе и ближе к хижине. На ходу Лоукка выдернула из кожаных ножен свой нож. Плохое оружие против хозяина лесной глуши — медведя, если это был он, — но ничего другого нет. Там, одна-одинёшенька, её дочь. Нет времени на сомнения и страхи. Альто, глупец, если это ты — тебе несдобровать!

В просветах замелькал зелёный бугорок хижины. Лоукка, не в силах совладать с волнением, начала звать Ройго. Ещё трудно было что-либо различить из-за теснящихся деревьев, но она уже видела какое-то движение возле хижины. Эти последние шаги показались ей самыми длинными: сердце рвалось вперёд, охваченное обострившимся материнским желанием защищать своё потомство, в то время как тело не поспевало и, казалось, только мешало продвижению. За последними деревьями, отделявшими её от прогалины, она вдруг чётко уловила человеческие голоса — встревожено щебечущий голосок Ройго и грубоватое мужское бурчание.

— Альто! — запыхавшись и превозмогая боль в груди, выдохнула из себя Лоукка, останавливаясь у крайних деревьев.

Рука её разжалась и нож выскользнул на траву. Альто и его товарищи, стоявшие возле сурьи к ней спиной, повернулись на её крик. На растерянном лице Альто заиграла смущённая улыбка.

— Прости, сестра… Ни оружие, ни сурьи не помогли нам.

Из-за спин охотников выскочила Ройго. Щёки её взволнованно пылали. Лоукка, тяжело переводя дыхание и всё ещё не в силах подать голос, с тревогой смотрела на мужчин, осознавая, что что-то не так. Альто, Кеинаамин и Сурьи-иска стояли мрачными, опустивши руки. Весь облик их свидетельствовал, что возвращаются они отнюдь не с радостной вестью. Лоукка нахмурилась, всё ещё чувствуя досаду от пережитых волнений и готовясь услышать вести от охотников. Зоркий взгляд женщины-пыйхи уловил за их спинами волокушу, в которую был впряжён Савусто. И она всё поняла без слов. Почувствовав слабость в ногах, она опустилась на корточки, вытянула руки и уставилась на свои растопыренные пальцы.

— Ах, Альто, — слетело тихо с её губ, когда она вновь подняла глаза на брата.

Ройго, ухватившись за его жёсткую ладонь, тоже заглянула Альто в лицо. Лоукка сокрушённо поцокала языком. Брат не выдержал взгляда сестры и склонил голову.

Сурьи-иска не выдержал первым: заёрзал, засопел, кашлянул в кулак. Не глядя на Лоукку, промычал:

— Мы привезли Кейто.

Лоукка кивнула. Взгляд её сделался ледяным и беспощадным. Презрительно скривив рот, она проговорила:

— Тайко оскорблена. На нас лёг несмываемый позор. Сурьиола осквернена. Кровью Кейто скверна опорочила имя детей Сурьиолы. Вы не сделали надлежащего, позор вам — она прицокнула и выдохнула: — Позор всем нам!

Поднявшись на ноги, Лоукка побрела мимо притихших мужчин к хижине. Обойдя Савусто и Сейхии, мирно переминавшихся в ожидании кормёжки, она чуть задержалась у волокуши над телом молодого охотника, замотанным в шкуры.

— Как попадёт теперь неотомщённый дух его в страну предков? Вечно кипеть ему во льду чертогов Маналы, скитаться в пустынях Туннелы! — бросила она и прошла в хижину.

Пристыженные мужчины ещё долго стояли на месте, не зная, что сказать и что делать. Ройго прижала холодную руку Альто к щеке и беззвучно шевелила губами, проговаривая слова отводящего проклятие заклинания.

Уже вечером, сидя у мерно горящего в очаге пламени, Лоукка размышляла о постигших Сурьиолу невзгодах. Она ощущала какое-то движение в мире, или думала что ощущает. Тайко утратила равновесие и Срединный мир пришёл в движение. И это началось не сегодня, не вчера, не в день, когда она заметила огонёк чужого костра. Нет. Уже несколько лет подряд в Сурьиолу приходят бесчисленные стада суури, бизонов и прочих копытных. Люди радовались этому, хвалили духов и предков за подаренное, невиданное ранее, изобилие. Но только Лоукка (больше никто) поняла, что мир дал трещину. И это изобилие — лишь предвестник других (и кто их знает, каких именно) изменений. Вселенная дала течь, словно старая берестянка, и в мир людей просочилось что-то новое — что-то, что навсегда бесповоротно изменило всё вокруг. Изменило даже Тайко. И сейчас, сидя в хижине после погребения Кейто, Лоукка особенно остро ощутила всю полноту этих изменений.

Приход чужестранца из неведомой дали, святотатство, учинённое им, смерть Кейто, приход мигрирующих стад в Сурьиолу, — всё это вереница связанных меж собой событий. Её не столько тронула сама смерть молодого охотника, сколько само значение этой смерти. Она поняла, что «старый» мир отделился от «нового», ушёл навсегда, и всё будет по-новому. Разрушен изначальный порядок, и на смену ему приходит новый. Смерть Кейто от руки чужака — это поворот к другой жизни всего народа. Приходит следующая Эра — Эра жестоких столкновений и хаоса, Эра Крови и плача.

Лоукка взглянула сквозь неприкрытый проём лаза наружу. Ройго крутилась возле сууи, смачно жующих увядшие стебли болотных трав, что им принесли мужчины. Животные довольно сопели и похрапывали. Охотников видно не было, но до Лоукки доносились их приглушённые голоса. Всё выглядело мирным и спокойным, словно ничего не произошло. Жизнь текла своим чередом. Лоукка посмотрела на исходящий паром бурдюк и втянула дразнящий чесночный аромат похлёбки. Пора звать мужчин на поминальную трапезу, даром что они и так голодны. С тяжким вздохом стряхнув с плеч бремя вселенских забот, Лоукка поднялась и направилась к выходу, с каждым шагом возвращаясь к насущному течению простого человеческого бытия.