Побег - Бекс Хоган

– Кто-то же должен прикрывать тыл.

Он оправдывается, и я отношу его настроение на счет волнения. Зная, что Гадюка убивает людей, которых ты поклялся защищать, нетрудно перенервничать.

Лошадей, которых можно было бы оседлать, здесь нет, земля не приспособлена для разведения скота, так что мы бежим изо всех сил к поселению, и меня жалит совесть, напоминающая о том, что я совершенно позабыла про этих бедолаг, пытающихся собрать свои разбитые жизни по кусочкам. Пока я читала, отец, как ищейка, унюхал слабых, беззащитных и явился с ними покончить.

Солнце припекает, и я начинаю обливаться потом раньше, чем мы оказываемся на месте побоища. Поселение превратилось в поле брани. Представители королевской гвардии, которых Торин отрядил защищать гражданских, сражаются доблестно, однако их ряды заметно уменьшились. Повсюду валяются трупы. Крики бьют по ушам. Безоружные мужчины и женщины тщетно пытаются спастись. Наш свежий полк врывается в гущу битвы, атакуя всех, кто носит черную форму Змей. Я оглядываюсь в поисках отца, пытаясь обнаружить его раньше, чем он обнаружит меня. Однако крик о помощи отвлекает меня, и я устремляюсь к лежащей на земле девушке. Сразу видно, что раны у нее смертельные. Она вся в крови, но почему-то еще жива. Я присаживаюсь рядом с ней на корточки, горя желанием драться, наказать отца за эту дикую бойню, но не в силах совладать с инстинктом целителя.

– Мой сын, – шепчет она так, будто вложила в этот обращенный ко мне призыв о помощи все свое последнее дыхание. – Помоги ему.

Я смотрю на лежащего рядом с ней ребенка. В слабом тельце уже не осталось крови, и оно неподвижно. Я думаю о Томасе, и горе так яростно обжигает мне горло, что я готова кричать.

– Помоги ему, – умоляет она.

Что я могу поделать? Хотя нас окружает сплошная жестокость, я становлюсь на колени возле трупика ее сына и прижимаю ладонь к ране на шейке, будто каким-то образом могу вернуть вспять то, что уже произошло. Я дарю ей фальшивую улыбку, просто чтобы заверить, что с ним все будет в порядке, что она спасла его, и ненавижу себя за это.

– Не дай ему умереть, – говорит она, и слеза сбегает по ее щеке.

– Не дам, – отвечаю я. Ложь дается мне слишком легко. – Он в безопасности, вы оба.

Женщина кивает, ее дыхание замедляется, и мне нужно лишь выждать, пока она умрет. Но я не перестаю оглядываться. Оглядываться в поисках человека, ответственного за все это.

Чем больше я смотрю, тем отчетливее понимаю, что что-то не так. И не сразу замечаю, что именно. Не так двигаются Змеи. Не так прикрыты их лица. В отчаянной надежде на то, что ошибаюсь, я чувствую, как меня захлестывает ужасная волна сомнения. Когда бедная женщина испускает дух, я отнимаю ладонь от ее сына, молча извиняюсь перед ними, бросаюсь к ближайшей из павших Змей и срываю маску. Никогда не видела этого человека прежде. Возможно, отец обзавелся новобранцами, поэтому я бегу и проверяю следующего. И еще одного. И еще, пока сомнений не остается.

– Грейс! – выкрикиваю я заветное имя, оглядываясь. – Торин!

Наконец я замечаю Грейс, которая бьет своего противника в живот дубиной, и мчусь к ней.

– Грейс, это бандиты! Это не Змеи.

Она не сразу понимает смысл моих слов.

– Что?

– Я никого из них не узнаю.

– Но какого рожна… – Она умолкает и растерянно смотрит на их одежду.

– Он хочет, чтобы мы думали, будто это Змеи. Он хочет, чтобы мы решили, будто он тут.

До нее в итоге доходит. Я вижу растущий в ее взгляде ужас.

– Мы должны найти Торина.

Торин ликует, защищая кучку безоружных людей, победа почти неизбежна, и наше внезапное появление и страшная правда застигают его врасплох. Однако Торин еще не понимает всех масштабов отцовской хитрости.

– Зачем ему это понадобилось?

– Чтобы выманить нас. Чтобы выяснить, где мы прятались.

Он бледнеет.

– Мы должны вернуться в замок.

Он рявкает приказ своим людям – кому-то следовать за нами, кому-то оставаться и продолжать бой, – и мы снова бежим. Сердце выскакивает у меня из груди, пытаясь отделаться от этой муки. Потому что я знаю, что мы найдем. Знаю, что мы опоздаем.

Когда мы добираемся до замка, нас встречает мертвая тишина, но главные ворота открыты. Гостеприимство, не предвещающее ничего хорошего. И только когда из темноты возникает Шарп, я осознаю, что случилось непоправимое. По тому, как он хромает, я понимаю, что он ранен. Торин бросается к нему.

Я слышу, как Торин кричит от боли раньше, чем вижу причину. Шарп указывает на главную пещеру, падает на колени, голова трясется. Он поворачивается, и там, где раньше были его глаза, зияют темные пустоты, а по лицу течет кровь.

На какое-то мгновение я застываю столбом и тупо смотрю, как Торин крепко прижимает Шарпа к себе, но когда тошнота проходит, я заставляю себя отправиться в пещеру. Что бы отец ни сделал, это предназначается мне. Я должна знать.

Меня встречает жуткая картина. К шести камням привязано по телу. Советники Торина. У всех перерезано горло. У Инока рана такая глубокая, что голова свисает под странным углом, почти отрезанная, и зияющая дыра кажется мне нелепой ухмылкой.

На двух из других шести камней тоже послание – четвертый и шестой помечены кривыми кровавыми крестами.

Смысл совершенно ясен. Два острова пали, четыре осталось. Отец только начинает входить во вкус.

Грейс уже рядом, рассматривает эту кошмарную сцену.

– Освободи их, – говорю я непослушным голосом.

– А ты куда?

– Помогу Шарпу.

Для совета я уже ничего не могу сделать, Шарп, должно быть, в агонии, и хотя я не могу вернуть ему зрение, в моих силах облегчить его страдания.

Торин вводит Шарпа в главную пещеру, и я бегу их обнять.

– Давай отведем его в лечебницу, – тихо предлагаю я Торину, глаза которого залиты слезами.

Он кивает, и мы вместе тащим Шарпа по проходам. На полпути он теряет сознание. Если нужно, я готова нести его на себе, но Торин останавливается и поднимает Шарпа на руки. Он не опускает его до тех пор, пока мы не доходим до стола в лечебнице.

Я хватаю банки, двигаю их, достаю по щепотке коратрава и коралсосны смешиваю и готовлю особую пасту. Вспоминая то, что вычитала в старых рукописях, добавляю пригоршню дикорня и понюшку землицы. Если то, что я читала, правда, это должно ускорить процесс заживления. Как только консистенция подобрана, я смазываю этим варевом пустые глазницы Шарпа, стараясь не дрожать, когда касаюсь пальцами мягкого желе там, где раньше были глазные яблоки. Закончив, я обвязываю его голову полоской муслина, чтобы содержать раны в чистоте, а потом нахожу бутыль с настойкой, которая поможет успокоить Шарпа, пока он спит, и осторожно вливаю ее содержимое ему в рот. Все это время Торин не отходит от Шарпа. Он держит его за руку, их пальцы переплетены. Теперь я вижу, кому отдано его сердце.