Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала - Глэдис Митчелл

Мотоцикл понемногу взбирался на пологий холм, на вершине которого был перекресток. Одна дорога, уклоняясь обратно к юго-западу, тянулась через пустошь на границе леса, дальше к деревне Литтл-Лонгер и уютному дому, где ожидал завтрак.

— Глупый и злобный поступок со стороны Клайва Браун-Дженкинса, — произнесла мисс Кэддик с негодованием. — Но какое чудесное утро!

С большой отвагой, поскольку она опасалась поворотов и прочих мест, где мотоциклу следует двигаться не по прямой, мисс Кэддик повела железного коня по направлению к дому. Узкая прямая дорога разрезала зеленеющую пустошь. Запах можжевельника и вереска, а также ядовитый выхлоп работающего на бензине скакуна наполняли воздух. Внезапное безумие охватило душу Миры Кэддик. Она запела в полный голос, не сдерживаясь, и дала полный газ.

Клайв Браун-Дженкинс, удовлетворивший желание нанести поражение силам закона и порядка, родившееся почти двадцать лет назад, лениво крутил педали в сторону дома. Кост смотрел вслед удалявшемуся велосипеду и его наезднику со смешанными чувствами, пока оба не пропали из виду. Затем тренер сунул руки в карманы и обнаружил, что обладает суммой в пятнадцать пенсов. Он молча разглядывал монеты, а затем сунул их на место, пожал плечами, и зашагал обратно по главной улице, на которой его ссадил Клайв.

Первый же поворот привел к полицейскому участку. Испуганному инспектору Кост сообщил:

— Меня разыскивают. Вы должны позвонить в полицию в Хилли-Лонгер, ага.

Через десять минут голодного Коста везли в дом миссис Паддикет в полицейской машине. На месте его провели в библиотеку, где первым человеком, с кем столкнулся тренер, оказалась мисс Кэддик.

— Вы уже позавтракали, ага? — спросил он.

Мисс Кэддик улыбнулась и кивнула.

— Верите мне или нет, — она застенчиво рассмеялась, — но я действительно одолела пятьдесят миль в час на дороге в Литтл-Лонгер.

Кост, подумав, что она выпила, повернулся к инспектору Блоксхэму.

— Завтрак, и я расскажу все, о чем вы спросите, — произнес он. — Но сначала завтрак, ага.

— Хорошо, — начала миссис Брэдли, вооружившись своей ужасающей улыбкой. — Дитя мое, вы должны мне кое в чем поверить.

— В чем же? — весело спросил Блоксхэм, поскольку был невероятно доволен собой.

— Я вытащила признание — полное признание — у убийцы. Угодно ли вам выслушать его?

— Если факты можно доказать, то оно сохранит немало времени, когда начнется процесс, — ответил инспектор, несколько удивленный ответом на свой вопрос. — Правильно ли я понимаю, что они признают вину?

— В суде? Я бы скорее сказала, что это маловероятно. — Миссис Брэдли поудобнее устроилась в кресле, которое предоставила гостье миссис Блоксхэм, и достала принесенную с собой рукопись. — Полагаю, различные члены семейства миссис Паддикет вернулись по домам? — осведомилась она, глядя поверх листов писчей бумаги; опрятный и аккуратный почерк, каким они были исписаны, вызвал ее явное одобрение.

— Ну, если учесть, что тренер в тюрьме, а миссис Паддикет вынуждена искать нового секретаря, то у них нет особого выбора, — заметил Блоксхэм. — Случайно я узнал, что старая леди, движимая странным чувством юмора, пообещала выделить мисс Кэддик двадцать пять тысяч фунтов, если она и Кост объявят в суде, что не признают вину.

— Неужели? — сухо произнесла миссис Брэдли. — Какая провокация с ее стороны! Они знают?

— Да, они знают. — Инспектор пожал плечами. — Какой смысл в этой шутке от старой леди, если бы они не узнали? Ну, она сохранит свои деньги, ведь дело железное. Особенно если вы держите в руках признание убийцы, которое подкрепит обвинение… Ведь так?

— Вне сомнений, — кивнула она. — То есть вы не хотите это услышать?

— Продолжайте в любом случае. — Блоксхэм сердечно улыбнулся и потянулся за трубкой.

— Курите, — позволила она.

— Только я не могу понять, почему он отдал признание вам… выбрал из всех, если вы простите мне это наблюдение. Разумнее было бы вручить все адвокату или в крайнем случае мне. Как этот документ попал вам в руки? Вы видели тренера после ареста?

— Бедный Кост! Я видела его, конечно, — сказала миссис Брэдли. — И попыталась поднять его дух. Он чрезвычайно удручен. Мисс Кэддик переносит ситуацию лучше. Представляет, будто она героиня кино, ставшая жертвой невероятно опасной и сложной интриги. Но в кино все обычно верят в счастливый финал, так что Кост живет в надежде на скорое избавление!

— Мне жаль Кэддик, — признал инспектор. — Она — жертва обстоятельств, жертва любви к злодею.

— Косту? — Миссис Брэдли улыбнулась так, как мог бы улыбнуться дракон.

— Ну, убить двоих — достаточно злодейский поступок, одного, а потом и другого, — сказал Блоксхэм. — Но я горю нетерпением услышать этот набор фраз. Много их там?

— Достаточно. Найдите утешение в том, что я могу замолчать, как только вам станет скучно.

Она откинулась в большом кресле, зажала рукопись в желтых пальцах-когтях и начала читать вслух.

«Я родился в 1899 году и получил более-менее несовершенное образование. Я подвергался, как полагаю, обычным физическим, моральным и интеллектуальным рискам юности и возмужания и в свой срок достиг без очевидных несчастий так называемого возраста благоразумия.

Ничего достойного со мной не происходило, пока в 1919 году я не решил найти для себя новое общество. С детства я принадлежал к церковному клубу, известному в окрестностях некоего уважаемого города как “Сыны рыцарства”. Смысл нашего существования состоял в том, чтобы собирать фонды для обнищавших бедняков. Подобная цель, достойная по мнению многих, совершенно аморальна по мнению других, поскольку дать своему собрату нечто в обмен на ничто есть наиболее глубоко и опустошительно деморализующая процедура, которой человек может подвергаться, хотя мы выполняли ее, используя милосердие как прикрытие. У нас был фонд угля, фонд одеял, фонд одежды для маленьких детей, праздники и мероприятия для юношества в нашем округе и бесплатный экскурсионный автомобиль для взрослых.

Я оценил масштаб нашей деятельности после того, как выполнял роль помощника вышибалы на весьма странном шоу с участием проекционного фонаря. И меня посетила мысль: мы как агенты социальной службы были не нужны, мы давно устарели. Мне хотелось принять участие в чем-то современном и, превыше всего, найти общество, которое приносит реальное благо человечеству. Я ощущал себя усталым и разочарованным в тот момент, и моим единственным желанием было упасть на постель — в одежде, ботинках, всем прочем — и уснуть без тех сложных приготовлений, какие заставляют мудрейшего из детей (один мальчик бросал куски торта в изображения, создаваемые проекционным фонарем, а я в это время пытался в темноте понять, кто является нарушителем, и выкинуть его) решить, что он не будет вообще отправляться в кровать.