Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

По мере того, как приближался день начала работы над «Что нового, док?», Кэлли нервничал всё больше и больше: «Со всеми заключили контракты по принципу оплаты вне зависимости от того, будет картина снята или нет. А ведь у нас были Барбара и Райан. Большие имена — большие цифры. Кошмар!». По мнению Кэлли, «сценарий был дрянь, до начала съёмок оставалось три недели и всю субботу я угробил, сидя у бассейна и читая несусветную чушь». Он позвонил Баку Генри и попросил переделать. Правда, предстояло ещё уломать Богдановича. «Самонадеянность Питера и так не знала границ, — продолжает Кэлли, — а «Последний киносеанс» сделал его просто невыносимым». Богданович «успокоил» Кэлли:

— Не волнуйтесь, я всё беру на себя, я — дирижёр оркестра.

— Забудь об этом. За шесть месяцев ты не выдумал ничего лучше этой белиберды. Снимать это мы не будем. Поработаешь для начала с Баком».

За две недели Генри всё переписал. По словам Кэлли, «конечно, получилась не самая великая комедия, но жить — можно. По крайней мере, хоть что-то теперь могли наварить».

Стрейзанд приводила Питера в благоговейный трепет, отчего ему приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы держать себя в руках. Несса Хаймс набрала в Нью-Йорке отличных характерных актёров. «Питеру льстило, что ребята были из Нью-Йорка, — замечает Несса. — В 70-е поиск новых актёров стал делом непростым. После «Полуночного ковбоя» все наперебой просили: «Найди мне ещё одного Джона Войта!».

Готовясь к постановке «Образов», следующей после «Мак-Кейб и миссис Миллер» картины, Олтмен хотел одолжить у Богдановича Майкла Мёрфи, но тот отказал. «Мёрфи занят только в одном эпизоде. Камера долго вела актёра, пока тот стоял посреди улицы с чемоданом, и — всё!». Олтмен не простил и с тех пор называл Богдановича «режиссёром-ксероксом», имея в виду раздражавшую всех манеру говорить о своих работах в привязке к шедеврам великих — «Последний киносеанс» — это моя фордовская картина, а «Что нового, док?» — в стиле Хоукса». «Я и без Богдановича могу обойтись, а вот у него я не видел ни одного сносного фильма», — говорит Олтмен.

Правда, спал Богданович из-за мнения Олтмена не хуже, чем раньше. Премьера «Последнего киносеанса» состоялась осенью 1971 года в рамках кинофестиваля в Нью-Йорке. Параллельно здесь шла и его документальная лента «Снято Джоном Фордом». Питер вылетел в Нью-Йорк со съёмок «Что нового, док?» вместе с Сибилл. Успех компания в составе Питера, Сибилл, Берта, Кэндис, Джека, Боба, Тоби и прочих отметила в ресторане итальянской кухни.

Богданович находился в гримуборной студии «Уорнер», готовясь к съёмкам эпизода на банкете, когда ему позвонил Берт:

— Ты сейчас сидишь?

— Сижу.

— Зачитаю тебе заголовок из «Ньюсуика»: «Последний киносеанс» — шедевр, самая впечатляющая работа молодого режиссёра с момента создания «Гражданина Кейна»!». Ты меня слышишь, Питер?

— Сам сочинил?

— «…лучшая вещь на фоне откровенно скучного киносезона…»

— Боже праведный!

К большому неудовольствию Сибилл, на премьеру в лос-анджелесский кинотеатр «Фильмекс» Питер отправился вместе с Полли. Кстати, пока Сибилл снималась в рекламе в Нью-Йорке, он во время съёмок «Что нового, док?» умудрился «законтачить» со своей, теперь жившей отдельно, женой.

«Последний киносеанс» стал хитом. Критика превозносила картину до небес. Начиная фильм, Питер чувствовал, что не знает, как взрослеют в техасском захолустье, он не повзрослел по-настоящему и в Нью-Йорке, как и многие другие дети, выросшие в этом городе, став преждевременно взрослым. Но он преуспел в другом, он умел создавать свой неповторимый материал. Как, например, сам, очертя голову, бросился в омут очень взрослых отношений с Сибилл, вызывая ревность Боттомса и Бриджеса, проигрывая тем самым оригинальный сюжетный кинематографический ход. Шнайдер и Рэфелсон считали Богдановича консерватором, по крайней мере, в эстетике. А вот мнение Скорсезе: «Последнее классическое американское кино снимал у нас Питер». Если «Бонни и Клайд», «Беспечный ездок» и «М.Э.Ш.» пощипывали и покусывали «систему» и «стариков», то «Последний киносеанс» стал воплощением почтительного отношения к патриарху — Сэму-Льву Бена Джонсона, киноучителю, законодателю и хранителю истинных ценностей. Он умирает, и уходит целая эпоха, совсем как в элегической ленте Форда «Человек, который убил Либерти Вэланса».

На волне успеха «Последнего киносеанса» в компании «Уорнер» решили повременить с выпуском «Крёстного отца» и на Пасху 1972 года в «Радио-сити мюзик-холле» устроили премьерный показ фильма «Что нового, док?». На первом сеансе Стрейзанд сидела рядом с Менджерс. Обе поняли, что это провал. Менеджер Барбары Марти Эрлихман во всём винил Менджерс. Когда женщины покидали зал, он прошипел вслед агенту звезды: «Довольна? Ты испортила ей карьеру!». Через неделю Кэлли позвонил Менджерс в Швейцарию, в Клостерс, где она отдыхала, и сообщил: «Успех невероятный». В 1972 году комедия заняла 3-е место по сборам — 28 миллионов от проката при бюджете картины в 4 миллиона долларов. (Лидером, побившим все рекорды, стал тогда «Крёстный отец».)

Возвращаясь в родной Нью-Йорк, Богданович ощущал себя героем-победителем: «Я вырос на Манхэттене и вернуться сюда в 32 года было по-настоящему волнительно. «Киносеанс», который по-прежнему сравнивали с «Гражданином Кейном», ещё шёл в одном кинотеатре в Ист-Сайде, когда в марте в Вест-Сайде в широкий прокат вышел «Что нового, док?». Люди сравнивали мою постановку со старой лентой «Воспитание Бэби». Мы побили рекорд «Мюзик-холла» по посещаемости картины в первый и второй выходные, который держался 31 год. Почти весь год в чарте «Вэрайети» обе мои картины держались на самом верху. «Последний киносеанс» получил 8 номинаций на премию «Оскар», в том числе по двум проходил я сам. Но самый большой кайф я получил, увидев светящуюся огромными буквами рекламу — КОМЕДИЯ ПИТЕРА БОГДАНОВИЧА. Это стало пиком карьеры. Это стоило даже того ушата грязи, который на меня незамедлительно вылили».

«Мы вознамерились стать новыми Годарами и Куросавами, а увлёк нас за собой и повёл вперёд Фрэнсис. Правда, он хотел ехать на машине, но всё равно оставался в головной колонне парада».

Джон Милиус

Как «Крёстный отец» сделал Фрэнсиса Копполу первым режиссёром — суперзвездой, Боб Эванс спас «Парамаунт», а Роберт Таун и Роман Поланский передрались из-за «Китайского квартала».

Летом 1972 года Фредди Филдс, один из голлувудских агентов, устроил вечеринку, в которой приняли участие Богданович, Фридкин и Коппола. Фрэнсис и Билли вместе с Эллен Бёрстин, которая планировалась на роль в фильме Фридкина «Изгоняющий дьявола», покинули мероприятие на новом «Мерседесе-600», длиннющем лимузине, который Фрэнсис выиграл на пари у «Парамаунт», когда сборы «Крёстного отца» превысили 50 миллионов долларов. Фрэнсис достал бутылку шампанского и окропил машину, символически «обмывая» обновку. Все были навеселе и направлялись по бульвару Сансет в центр, чтобы продолжить банкет в более узком кругу. Из лимузина дружно неслось «Да здравствует Голливуд!». Питер и Полли ушли от Филдса примерно в то же время и на светофоре их микроавтобус «Вольво» поравнялся с «Мерседесом» Копполы. Билли вылез в открытый верх и стоял в полный рост, осматривая окрестности. Заметив Богдановича, он закричал, цитируя высказывание критики но поводу его фильма «Французский связной»: «Самый захватывающий фильм за последние 25 лет!», а затем, показывая пятерню, добавил: «Восемь номинаций на «Оскара» и пять статуэток, включая — за «Лучший фильм»!».