История пиратства. От викингов до наших дней - Питер Лер

отменили: точного числа пиратов никто не знал, но оно оценивалось в тридцать и более — и с самого начала встал вопрос, как одолеть их настолько быстро, чтобы не пострадал ни один заложник. Кроме того, из двадцати пяти заложников как минимум шестерых специально держали вне поля зрения, вероятно на нижней палубе, чтобы затруднить спасательную операцию. Таким образом, было подсчитано, что при самом благоприятном раскладе по крайней мере эти шесть заложников и, возможно, несколько членов GSG-9 будут ранены или убиты во время контратаки{479}. Теперь, задним числом и принимая во внимание закон Мерфи («Все, что может пойти не так, пойдет не так»), решение об отмене миссии кажется правильным: даже несмотря на то что экипажу Hansa Stavanger пришлось провести четыре месяца в плену, 3 августа, после того как пираты получили выкуп в размере $2 млн (£1,53 млн), команда вместе со своим судном была наконец освобождена{480}.

Нехватка судов для борьбы с пиратством — проблема, которую можно решить или, по крайней мере, минимизировать с помощью морских разновидностей беспилотников или дронов, о которых говорилось выше. Например, с помощью дистанционно управляемого надводного аппарата Protector USV — высокоманевренного 30-футового быстроходного надувного катера, способного развивать скорость до 50 узлов. Эта модель была разработана израильской компанией Rafael в начале 2000-х и в настоящее время используется в Израиле, Мексике и Сингапуре. Она оснащена сложной системой наблюдения и орудийной системой, обычно оборудованной пулеметом. Хотя ее разработчики думали в первую очередь о защите военно-морских сил, этот беспилотный надводный аппарат может быть адаптирован для проведения антипиратских операций — в целях наблюдения или распознавания потенциальных угроз{481}. Но увидим ли мы когда-нибудь в журнале Popular Mechanics заголовок «Роботизированные лодки охотятся на высокотехнологичных пиратов в суперскоростных морях»? Трудно сказать, на данный момент это не более чем домыслы{482}.

Меры противодействия на пиратских берегах

До XX века лучший, хотя и не самый простой способ раз и навсегда покончить с пиратством, исходящим из четко идентифицируемых мест, заключался в том, чтобы помешать пиратам делать оттуда свои вылазки — либо путем отправки военно-морского флота для уничтожения пиратских очагов, либо путем вторжения на всю территорию и установления колониального режима. Второй вариант давал более длительный результат, первый же, как правило, лишь на время сдерживал разбой: неудавшиеся попытки прикрыть порты Алжира, Триполи и Туниса с помощью обстрелов с моря являются тому доказательством.

Тем не менее масштабы сомалийского пиратства в период его расцвета, с 2008 по 2012 год, привели к тому, что различные западные военно-морские силы стали лоббировать проведение антипиратских операций на сомалийском побережье, в дополнение к мерам противодействия, принимаемым на море. Предложенные операции, хотя и предположительно ограниченные в масштабах и охвате, подразумевали разрушение пиратской наземной инфраструктуры: например, уничтожение их судов и либо арест, либо «устранение» тех лидеров банд, которые попали в поле зрения западных спецслужб. Защитники столь жесткого курса обращали внимание на то, что подобные миссии уже были неотъемлемой частью контртеррористических операций против группы «Аш-Шабаб»[54], а также на то, что аналогичные рейды уже проводились в рамках миссий по борьбе с пиратством. Например, в истории с угоном Le Ponant сразу же после получения выкупа и освобождения тридцати заложников французские десантники перешли к действиям, пока пираты пытались скрыться в пустыне. Часть выкупных денег вернули, шестеро пиратов были схвачены, еще трое, предположительно, убиты, некоторые ранены, хотя французские источники до сих пор опровергают эту информацию{483}.

Различные западные военно-морские силы также рассматривали возможность возвращения захваченных судов, пришвартованных у всех на виду в сомалийских портах, но из-за угрозы жизни находящихся на борту заложников идея была быстро отвергнута. Целенаправленные удары по лидерам или нападения на пиратскую инфраструктуру тоже считались рискованными. Ведь даже самый тщательно спланированный удар может привести к сопутствующему ущербу, непреднамеренной гибели ни в чем не повинных прохожих или разрушению объектов, принадлежащих не пиратам. Опыт неудачных контратак в Афганистане, когда план шел насмарку, научил тому, что попадание не в те цели может привести к новой волне вербовки в «Аш-Шабаб»** — спровоцированной не религиозными мотивами, а банальной жаждой мести.

После долгих обсуждений в марте 2012 года ЕС принял упрощенную версию различных рекомендаций относительно операций по борьбе с пиратством на суше и разрешил ограниченные операции против выявленных пиратов на «прибрежной территории и во внутренних водах Сомали». Два месяца спустя был нанесен первый наземный удар в рамках операции EU NAVFOR (также известной как операция «Аталанта») — обстрел одного боевого вертолета Tiger, действовавшего с французского десантного корабля Dixmude. Ущерб от этой не очень удачной операции оказался ограниченным: было выведено из строя полдюжины пиратских лодок{484}. Следует отметить, что СМИ отреагировали на операцию негативно, утверждая, что подобная атака может спровоцировать волну насилия и последующие операции могут быть «встречены зенитными орудиями и ракетами»{485}. К счастью, ничего подобного не произошло, но негативный отклик общественности усилил общее нежелание ЕС ввязываться в еще один бесконечный наземный конфликт.

Однако наземные атаки были лишь одним из аспектов комплексного подхода операции «Аталанта» к решению проблемы сомалийского пиратства — подхода, недвусмысленно признающего необходимость решать коренные проблемы пиратства «путем содействия социально-экономическому развитию Сомали, уделяя основное внимание трем направлениям сотрудничества: в государственном управлении, в образовании и в производственных секторах, особенно в развитии сельских районов»{486}. Кроме того, в связи с огромными расходами на содержание военных кораблей, патрулирующих воды Сомали, — судов, которые могли быть использованы для других операций, — в 2011 году ЕС также поощрял региональный подход в борьбе с пиратством посредством «региональной программы развития морского потенциала», направленной на «укрепление морского потенциала Джибути, Кении, Танзании и Сейшельских Островов (государств, находящихся в непосредственной близости от пиратских очагов), на обучение и оснащение береговой полиции в сомалийских районах Пунтленд, Сомалиленд и Галмудуг[55], а также на обучение и защиту судей в регионе Пунтленд»{487}.

На бумаге эти инициативы выглядят впечатляюще. Однако реализовать их будет непросто. Во-первых, разработка таких долгосрочных решений обойдется недешево и потребует много времени; на момент написания книги (ноябрь 2018 года) большого прогресса все еще не достигнуто. Во-вторых, незаконный рыбный промысел (ННН), по-прежнему осуществляемый судами некоторых стран ЕС, представляет огромную проблему для сомалийских рыбаков, и эта проблема тоже требует разрешения. Пока неясно, захотят ли Франция и Испания — две страны ЕС, наиболее интенсивно занимающиеся ННН-промыслом, — принимать активные меры, идущие вразрез с их интересами. В настоящее время сомалийские пираты затаились — не столько из-за амбициозных региональных инициатив, выдвинутых ЕС, сколько из-за все более действенных — пассивных и активных — контрмер, применяемых в море, усиленных более