Врата судьбы - Агата Кристи

– Не то чтобы работал постоянно, а так, иногда помогал ему.Я не слишком много понимаю в этих делах. Да и он, похоже, не слишком многознал. А разговаривали мы много, он все рассказывал про старые времена, кактогда было все прекрасно. Говорил, например, что был старшим садовником умистера Болинго. Знаете, у того самого, что жил дальше по реке. Огромный дом унего был. Теперь там школа. Так вот, уверял, что служил там старшим садовником.Только бабка моя, бывало, говорила, что ни одному его слову верить нельзя.

– Ладно, неважно, – сказала Таппенс. – Мне просто хотелосьдостать кое-что из этой так называемой оранжерейки.

– Вы говорите про тот сарай, что со стеклянными стенами?Этот КК?

– Совершенно верно, – подтвердила Таппенс. – Так ты,оказывается, даже знаешь ее название?

– Да его завсегда так называли. Все это знали. Говорили, чтоэто на японском языке. Не знаю только, верно это или нет.

– Ну пошли, – сказала Таппенс. – Пойдем туда.

Отправились целой процессией: Томми, Таппенс и пес Ганнибал,а в арьергарде следовал Альберт, который оставил не мытую после завтрака посудуради более интересного занятия. Ганнибал был совершенно счастлив. Доскональноисследовав по дороге все заманчивые запахи, он присоединился к ним у дверей КК,продолжая заинтересованно принюхиваться.

– Привет, Ганнибал, – сказала Таппенс. – Ты хочешь нампомочь? Расскажи нам что-нибудь.

– Что это за собака? – спросил Кларенс. – Кто-то говорил,что таких собак держат потому, что они охотятся на крыс. Это верно?

– Да, совершенно верно, – подтвердил Томми. – Этоманчестерский терьер, черно-коричневый, старинная английская порода.

Ганнибал, понимая, что говорят о нем, вилял всем своим теломи с необычайной энергией постукивал хвостиком. Потом уселся на землю иогляделся по сторонам.

– Он, наверное, кусается? – спросил Кларенс. – Все такговорят.

– Это настоящая сторожевая собака, – сказала Таппенс. – Онменя охраняет.

– Совершенно верно, когда меня нет дома, он тебя опекает, –подтвердил Томми.

– Почтальон говорит, что он его чуть было не укусил днячетыре назад.

– Все собаки ненавидят почтальонов, – сказала Таппенс. – Тыне знаешь, где ключ от КК?

– Знаю, – ответил Кларенс. – Он висит там, в сарае. В томместе, где свалены цветочные горшки.

Он побежал к сараю и вскоре вернулся с заржавелым ключом,который теперь был хорошо смазан.

– Это Айзек, верно, его смазал, – сказал он.

– Ну да, раньше замок трудно бывало открыть.

Дверь открыли.

Кембридж, фарфоровая скамеечка, вокруг ножки которой обвилсялебедь, выглядел весьма импозантно. Очевидно, Айзек отмыл его и отполировал,собираясь перенести на веранду, где можно посидеть в хорошую погоду.

– А еще должен быть синий, – сказал Кларенс. – Айзек,бывало, говорил: Оксфорд и Кембридж.

– Правда?

– Ну да. Синий – это Оксфорд, а голубой – Кембридж. Нуконечно, ведь это Оксфорд разбили, верно?

– Да, ведь именно Оксфорд проиграл в гонках!

– Кстати сказать, что-то приключилось с этой лошадкой, да?Там, в КК, кто-то хозяйничал.

– Да.

– Смешное какое имя – Матильда, верно?

– Согласна, – сказала Таппенс. – Ей пришлось сделатьоперацию.

Кларенсу это показалось очень забавным. Он от души рассмеялся.

– Тетке Эдит, это моя двоюродная бабка, тоже пришлось делатьоперацию, – сказал он. – Вырезали ей кусок нутра, но потом она поправилась.

Тон у него был слегка разочарованный.

– Мне кажется, невозможно забраться внутрь этой штуки, –сказала Таппенс.

– Нужно, верно, просто его разбить, так же как тот, синий.

– Да, другого способа нет, ведь правда? Глядите-ка, у негонаверху какая-то щель. И форма странная, изогнутая, похоже на букву «S». В неедаже можно что-то просунуть, как в почтовый ящик.

– Да, – согласился Томми. – Действительно. Интересная мысль,Кларенс, очень интересная.

Кларенс приосанился, довольный тем, что его похвалили.

– Скамейку ведь можно развинтить, – сказал он.

– Развинтить? Неужели можно? – удивилась Таппенс. – Кто тебеэто сказал?

– Айзек. Я часто видел, как он это делает. Переворачиваешьее вверх ногами и начинаешь отвинчивать верхушку. Иногда, когда туго идет,приходится капнуть масла в эти щели, и, когда масло пройдет куда надо, крутитьделается легче.

– Вот как?

– Легче всего, когда перевернешь скамейку вверх ногами.

– Похоже, что здесь все нужно переворачивать вверх ногами, –заметила Таппенс. – При операции с Матильдой ее тоже пришлось перевернуть.

Кембридж какое-то время отчаянно сопротивлялся, но потомфарфоровая крышка начала поддаваться, крутиться, и вскоре им удалось ее снять.

– Похоже, там только один мусор, – сказал Кларенс.

Ганнибал тут же принялся помогать. Он любил приниматьучастие во всем, что происходило вокруг. Он был уверен, что без его лап и носане может быть успешно завершено ни одно дело. Правда, действовал в основном егонос. Он сунул его внутрь, потом заворчал, отступил на несколько дюймов и сел назадние лапы.

– Что-то ему не понравилось, – сказала Таппенс и посмотрелавнутрь на какой-то довольно противный мусор.

– А-а, я понимаю, в чем дело! – воскликнул Кларенс.

– Что такое?

– Он поцарапался. Там, кажется, гвоздь, а на нем что-товисит. А может, и не гвоздь, а что-то другое. Но что-то есть. Ай!

– Гав! Гав! – сочувственно тявкнул Ганнибал.

– На гвозде определенно что-то висит. Да, поймал. Нет,соскочило. Вот теперь крепко; кажется, вытащил.

В руке у Кларенса был сверток, обернутый темной парусиной.

Ганнибал подошел и уселся возле ног Таппенс. Он сердитоворчал.

– В чем дело, Ганнибал? – спросила его хозяйка.

Ганнибал заворчал снова. Таппенс нагнулась, погладила его поголове и по ушам.