Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Главный следователь начал процессуальные действия, приказав снять с меня часы и кулон. На цепочке у меня висела фига — бразильский талисман на удачу, который мне несколькими годами ранее подарил близкий друг нашей семьи Уэйн. Прощай, бразильский талисман! На стол выложили мою сумочку, водительские права и бетонный тайник, по-прежнему закрытый.

Следователь заговорил по-русски.

— Пятнадцатого июля 1977 года в 10 часов 35 минут вечера Марта Петерсон была замечена за устройством шпионского тайника в нише на мосту. Бдительные граждане обратились к служащим охраны правопорядка, которые прибыли на место происшествия и произвели арест.

Официальный рапорт казался бесконечным: в нем перечислялось содержимое моей сумочки, цитировались мои слова, а также сообщалось, что бетонный тайник был найден ровно в том месте, где, по утверждениям бдительных граждан, я его оставила. Стенографистка исправно исписывала страницу за страницей.

Наконец он закончил свою речь, изложив все детали ареста. Он сказал мне поставить подпись внизу каждой страницы, подтолкнув их ко мне. Я ответила, что не понимаю, о чем он говорит, и попросила позвонить в американское посольство. Я повторила номер. На этот раз я добавила, что знаю Клиффа, чиновника из посольства. Мне надоел этот кагэбэшный театр.

Каким-то чудом я сказала нужную вещь. Сотрудник МИДа удивленно посмотрел на меня и произнес: “Я знаю Клиффа”. Следователь велел ему позвонить Клиффу. Сотрудник МИДа подошел к телефону, который стоял на маленьком столике в углу у двери, и позвонил Клиффу домой. Клифф ответил сразу, и сотрудник МИДа сказал ему, что арестовали женщину, но неверно назвал мою фамилию — Паттерсон. Клифф сообщил, что выезжает. Я решила, что это прогресс. Единственная проблема заключалась в том, что в офисе пока ни о чем не знали, потому что никто еще не сообщил моим коллегам, что я на Лубянке. Уже перевалило за полночь, а подать сигнал об успешном завершении операции я должна была до часу ночи.

Клифф не подумал позвонить в посольство и сообщить об аресте американки, потому что сам руководил консульством и отвечал за благополучие и местонахождение всех американцев в Советском Союзе. Он решил, что я очередная глупая туристка, которая попала под арест, ведь такое время от времени случалось в Москве. Однако мне не забыть, какой шок он испытал, когда увидел, что это я, Петерсон. Он не мог поверить своим глазам, когда понял, что именно я сижу за большим столом в окружении всех этих мужчин, огней и камер. Скорее всего, Клифф считал, что я работаю обычным клерком в офисе ЦРУ. Он понятия не имел, что вечерами я веду оперативную деятельность на московских улицах. Он подошел к столу и потерял дар речи, хотя такое с ним случалось крайне редко.

Клифф сел рядом со мной. Я спокойно, но решительно объяснила ему, что понятия не имею, о чем они говорят. Он кивнул. Впоследствии этот прекрасный, отважный человек упорно отстаивал мои выдумки. Всякий раз, когда сотрудник МИДа пытался задать мне вопрос, он отвечал, что я не знаю, о чем идет речь.

К нам присоединился еще один мужчина, который сел справа от главного следователя. Я немного встревожилась. Похоже, начиналась вторая часть допроса. Бетонный тайник теперь лежал прямо в центре стола, на развернутом листе из газеты “Правда”. Я пала духом, поняв, что скоро мой пакет откроют.

Следователь кивнул присоединившемуся к нам мужчине, который оказался техническим экспертом. Тот встал и принялся очищать тайник от бетонной крошки и замазки, которыми Нил замаскировал углубления для шурупов на лицевой части пакета. Эксперт уверенно отвинтил все четыре шурупа — у него не возникло сложностей с левой резьбой. Хитрость Нила нужна была для того, чтобы отвадить случайного человека, который решил бы, что шурупы залиты бетоном, раз их не получается открутить. Техник открыл крышку.

Мне хотелось закричать. “Им нельзя это открывать, — паниковала я. — Это секретная информация. Все это проходит под грифом ‘совершенно секретно’. Они не вправе открывать пакет и изучать его содержимое. Они не вправе все это знать”. Бесспорно, это был один из самых мучительных и тяжелых моментов, которые мне пришлось пережить, ведь я могла лишь сидеть и смотреть, как сотрудники КГБ открывают адресованный Тригону пакет. Мне и сегодня больно это вспоминать.

Техник перевернул крышку и положил ее на газету. Затем он принялся по одному вытаскивать все предметы из тайника. Первой была записка, напечатанная по-русски на белом картоне. В ней говорилось: “Друг, если ты случайно нашел этот тайник и открыл его, знай, он может принести тебе множество неприятностей. Не заглядывай внутрь, лучше выбрось этот камень в реку”.

Такое предупреждение мы включали в каждый пакет для Тригона. Техник отложил записку в сторону. Стенографистка взяла новый лист белой бумаги и принялась описывать эту записку и все остальные предметы из тайника. Следующей техник вытащил катушку 35-миллиметровой пленки с миниатюрным посланием. Свернутая в тугой рулончик, пленка была стянута резинкой. Техник снял резинку и протянул пленку следователю. Тот принялся читать составленное по-русски письмо вслух.

— Дорогой друг, мы надеемся, что у тебя все хорошо, и рады снова выйти с тобой на связь. В прошлом пакете ты попросил нас посчитать, сколько денег ты заработал, сотрудничая с нами. Сумма составляет…

Он резко остановился. Сумма была непомерной. Он вдруг понял, что стоит ему озвучить ее в комнате, полной офицеров КГБ, как у него на глазах выстроится очередь из тех, кто поспешит записаться добровольцем в ЦРУ. Я хихикнула про себя. Мне хотелось посмотреть на следователя, но я решила не поднимать глаз. Мне также хотелось понаблюдать за реакцией других присутствующих в комнате, но я должна была делать вид, что все это меня совершенно не интересует, потому что я ничего не знаю. Клифф тоже сидел молча. Полагаю, стенографистка просто записала, что в пакете была катушка пленки с письмом.

Дальше техник вытащил пластиковую бутылку, которую сразу протянул следователю. Тот взглянул на этикетку на английском и принялся читать цифры, потому что их переводить на русский не требовалось. Меня развеселило, что он читает номера патентных заявок для ингредиентов раствора для хранения контактных линз. Стенографистка прилежно записывала цифры, вероятно, не упоминая о характере содержимого бутылки.

Следующим был извлечен чехол для контактных линз с новыми линзами для Тригона. Так как в 1977 году контактных линз не было в широкой продаже, в прошлом письме Тригон попросил нас прислать ему новые линзы по рецепту из Боготы. Следователь открыл правую и левую часть футляра, но оставил линзы на месте. Он назвал их линзами, видимо, не зная их предназначение и, возможно, считая, что это увеличительные линзы для чтения сообщений, написанных микроточками, к которым часто прибегали шпионы. Стенографистка все записала.

По бокам на верхнем слое вещей лежали тугие рулончики из рублевых купюр, скрепленные резинками. Нил постарался положить в пакет как можно больше денег, заполнив ими все пустоты, благодаря чему содержимое пакета утрамбовалось и получило защиту от ударов. Кроме того, Нил аккуратно упаковал несколько пакетиков с ювелирными украшениями с изумрудами, купленными ЦРУ на деньги Тригона.