Гарпии - Иоанна Хмелевская

— А может, обе лгут?

— Даже если оно и так, не докажешь Они могут лгать, сколько хотят, наше же дело — разобраться в случившемся и сделать выводы. Опираясь не на слова, а на факты. Пока, повторяю, таким реальным фактом является перчатка, сама по себе она не прилетела в комнату к старушке. Если предположить, что пристукнула старуху предпоследняя, Фелиция, но тогда ей пришлось бы прикасаться к молотку два раза, а она брала его в руки лишь раз.

— А второй раз уже Меланья последняя.

— То есть исходим из того, что они лгут?

Роберт не ответил. Ужасно исходить из того, что все лгут, аж земля трясется. Да и неверно это.

Нет преступника, который хотя бы раз случайно не обмолвился правдой, ну, скажем, признался, что именно съел на завтрак. Бежан прав со своей перчаткой.

— Говорил с ними ты и знаешь их лучше меня.

Но мотив просто лезет на первый план! Выпирает!

— Согласен, выпирает, и никуда от него не денешься. Причем подходит ко всем этим бабам. Вот почему я и считаю — будем изучать обе версии.

Одна — убийца кто-то из этой семейки. Вторая — некто посторонний, пока нам неизвестный. Возьми на себя Войцеховского, поверенного пани Паркер в Нью-Йорке... Сегодня же ночью поговоришь с ним, у них только вечер начнется. Через кого он разыскивал крестницу пани Паркер, с кем общался на эту тему, кто знал, что он ее разыскивает и с какой Целью, кто из здешних знал о пани Паркер или слышал о ней. Расспрашивай во всех подробностях, ничего не упускай. Потом решим, есть ли необходимость допросить его в Нью-Йорке. А сейчас — сколько ужо? Всего восемь? Позвоню Адасю, время детское, возьмемся с ним за обоих парней. Пока я с ними так толком и не поговорил. Надо сесть и обстоятельно пообщаться. С каждым отдельно.

— Нехорошо получается, — сказал Яцек Доротке, когда они уселись за столик в маленьком кафе, заказав кофе и мороженное. — Этот ваш полицейский поймал меня по радио и с ходу выложил — бабулю кто-то пришил, она померла не сама по себе.

Ведь не стал бы такое выдумывать? А если так, нехорошо получается. Вот и решил с тобой поговорить.

Глубоко вздохнув, Доротка уперла подбородок в ладони, расставив локти на столике.

— Нам он тоже сказал, что крестную бабулю убили. И у меня такое дурацкое ощущение... Ведь откровенно говоря, характер у старушки был невыносимый, я даже подумала было, что меня надолго не хватит, не выдержу я с нею, если так и будет дубасить молотком, — спятить можно. А ведь она могла еще много лет протянуть. И что тогда? Решила — сбегу из дому, такого уж точно не выдержу, тетки меня достали, а тут еще и бабуля... Но убивать ее... Нет, такое в голову не приходило. Жаль мне старушку и очень неприятно, что никто из нас не плачет по ней.

— Это ей должно быть неприятно, а не тебе, — рассудительно заметил Яцек. — Она привыкла распоряжаться, привыкла, чтобы у нее все ходили по струнке, а тогда нечего рассчитывать на любовь ближних. Мне-то легко, я с ней встречался ненадолго, для меня это было развлечение, ведь она такая забавная, но вот вам... Очень понимаю и тебя, и теток, и уверен — тоже долго бы не выдержал.

Но погоди, я хотел о другом. Как думаешь, она и в самом деле официально оформила на вас завещание?

— Кажется, оформила. Сегодня утром звонил нотариус, меня не было, но вроде бы сказал — ознакомит нас с завещанием на следующий день после похорон завещательницы.

— А когда похороны?

— Не знаю. Теперь все осложнилось. Хотя с погребением не должно возникнуть проблем, у нас имеется фамильный склеп, даже два склепа, один на Повонзках, а второй на Брудне. И у семейства Ройек тоже на каком-то кладбище есть фамильный склеп. Наверняка тетки уже обсуждали похороны бабули, но будь уверен — я обо всем узнаю последней. Разве что придется чем заняться, тогда уж непременно меня привлекут.

— Да, жизнь у тебя... Послушай, может, я глупость спрошу, но скажи, что ты думаешь?

— О чем?

— Да о том, кто ее пришил. Ведь кто-то же должен был это сделать, раз померла насильственной смертью, как сообщил полицейский?

Доротка опять тяжело вздохнула, убрала локти со стола и откинулась на спинку стула.

— В том-то и дело, сама не знаю, что думать.

Меня это как обухом по голове ударило, какая-то я оглушенная, пытаюсь думать, но ничего не выходит. Я ее не убивала. Тетки мои на все способны, но сомневаюсь, что это они ее убили. Ведь она еще не допекла их так, как меня, в основном мне доставалось. А раз уж ты спрашиваешь, что я думаю, скажу: думаю, нас всех можно подозревать. Кто убил — понятия не имею, но наверняка мы все у полиции на подозрении.

— Может быть! — резко заметил Яцек. — За полицию не поручусь. Но ты вот что мне скажи, — наклонился он к девушке и закончил почти шепотом:

— Мы тут говорим с глазу на глаз, не хочется выглядеть свиньей, тетки тетками, но ведь еще имеется этот самый Мартинек...

— Мартинек? — удивилась Доротка. — А что Мартинек?

— Да он по простоте душевной такого наговорил.., у человека вчерашний обед к горлу подступает.

— Что же он наговорил?

— Додумался до гениальной идеи: если американская бабуля откинет копыта, он, Мартинек, сразу станет зарабатывать столько, что богачом заделается. Вот видишь, он хотя и не в числе наследников, но лицо заинтересованное. Я о нем пока комиссару словечка не пикнул, но, пожалуй, пикну. Раз уж все под подозрением, почему для него делается исключение?

Доротка подумала немного и согласилась.

— Логично, если мы все, то почему он нет? Нам от этого подозрения ни тепло, ни холодно, думаю, ему тоже так же будет... Или.., или ты всерьез думаешь, это он пристукнул бабулю?

— Если он, то его и посадят, будет только справедливо. Но я не настаиваю именно на этом недоделанном Мартинеке. Не хотелось бы обращать на него внимание полиции, вот и решил с тобой посоветоваться. Если из-за меня парень влипнет...

— Если тебе интересно мое мнение — пусть влипает. Не специально на него наговаривать, но сказать, как было. Если он невиновен, ничего с ним не сделается, но если недоумок — убийца, пусть отвечает за себя. А что он конкретно тебе сказал?

Яцек в подробностях пересказал девушке их беседу с Мартинеком за пивом. Доротка третий раз тяжело вздохнула.

— Очень типичная для него идиотская болтовня. Я лично считаю его законченным кретином, и если окажется, что преступник — он, буду очень удивлена. Преступнику надо ведь хоть немного соображать и опять же действовать, а этот человек органически неспособен ни к каким добровольным действиям, тем более энергичным и быстрым. Это такой патологический олух, такая бестолочь, такой прожорливый обалдуй, что продуманных действий от него трудно ожидать. Правда, свой интерес он блюсти умеет, этого у него не отнимешь.