Чужое лицо - Эдуард Тополь

«Уважаемый Николай Петрович! То, что вы прочтете здесь, написано Вашей дочерью в твердом уме и здравой памяти. И все мои дальнейшие поступки – только следствие. Прощайте. Юрышев».

Ставинский запер кабинет и стал читать показания Галины Юрышевой.

«Я, нижеподписавшаяся Галина Юрышева-Опаркова, признаюсь в том, что на протяжении последних шести лет супружеской жизни я систематически изменяла мужу. Сегодня, 28 июня 1981 года, мой сын Виктор застал меня с любовником во время полового акта, когда мы…»

Дальше шло подробное, даже чрезмерно подробное, садистски подробное описание этого полового акта и его предыстория – Галина писала, что привезла своего молодого любовника – студента Библиотечного института – в свою квартиру в 10 часов утра, сразу после того, как Юрышев ушел на работу. По дерганому почерку, по размазанным слезами строкам Ставинский понял, чего стоили Галине Юрышевой эти подробные описания ее любовных утех в тот день.

«Я признаю, что смерть сына была вызвана душевным потрясением, которое он испытал, когда застал меня с любовником. Я признаю, что мальчик покончил жизнь самоубийством из-за этого».

Подпись: «Галина Юрышева», дата: «28 июня 1981 г.».

И на втором листе из школьной тетради только одна строка:

«Папа, не верь ей, она шлюха. Я видел это своими глазами. Я не могу так…»

Ставинский долго сидел над этими листами. Сжечь? Уничтожить? Или…

Он решительно загасил спичку, которую уже поднес было к белому, надписанному рукой Юрышева конверту.

Новенькая белая «Волга» катила по Садовому кольцу. Свежая, с еще неизъезженными фабричными заусенцами резина покрышек принимала белый снег. Оранжевое закатное солнце играло в боковом зеркальце заднего обзора. Радиостанция «Маяк» передавала обзор сегодняшних газет:

« …Главари «Солидарности», ненавидящие друг друга, но одинаково мечтающие о капиталистической Польше, много лет стремились подточить весь социалистический строй. Используя ошибки, допущенные прежним руководством страны, смакуя каждую из них, растравляя души людей и провозглашая лжедемократические лозунги, главари «Солидарности» сумели создать хаос в стране и парализовать ее экономику. Опорой и решающей силой этого хаоса являются фашиствующие элементы из молодежи. Но основная масса польских трудящихся остается верной идеям социализма и своему строю. Новое руководство страны во главе с генералом Войцехом Ярузельским заявило, что период призывов к благоразумию, уговоров и предостережений не может продолжаться бесконечно. Чаша терпения переполнена. Лимит поблажек, всепрощения преступных действий политических авантюристов и врагов народной Польши исчерпан. Пусть знают это те, кто подрыв экономики сделал орудием борьбы за свержение строя…»

Галина выключила радио. И так на душе кошки скребут от своих личных дел, а тут еще эта Польша! Может быть, из-за этой Польши отец допоздна торчит в Генштабе и приезжает домой в два часа ночи с красными, усталыми глазами? «Голос Америки» и французское радио, которые по вечерам слушала от безделья Галина, постоянно передают, что Советский Союз подтягивает к польской границе все новые и новые дивизии. Конечно, этим руководит отец – кто же еще? Но когда она спросила у него как-то: «Ну что, папа? Пора снова брать Варшаву? Тебе-то не впервой…» – он грубо оборвал ее: «Это не твое дело!» Что-то не ладится там у них наверху, чего-то явно выжидают или просто боятся, как бы не повторился в Польше Афганистан. Но может быть, этот Войцех Ярузельский сам наведет там порядок? Галина видела его несколько лет назад на вечере в Академии Генерального штаба. Неприятное, как у молодой лягушки, лицо, мокрые губы и потная рука, которую он протянул ей при знакомстве. Даже сейчас ее передернуло от отвращения. Она не любила мужчин с мокрыми губами. Но ну ее к черту, эту Польшу! Плохо им там жилось, что ли, этим полякам? У нас вон мясо по карточкам, молоко только для детей, да и то разведенное, за витаминами очереди в аптеках – и никто не бастует. Нет, ну их к черту, думать о них!

На площади Восстания Галя сделала правый поворот, наслаждаясь, как мягко и послушно мощный «волговский» мотор берет вторую скорость, потом третью.

Возле Театра киноактера садился в свою «Ладу» известный молодой актер Боярский, похожий на д'Артаньяна. На мгновение его большие карие глаза остановились на Галине, а потом его взгляд проводил ее, и она усмехнулась – нет, она еще в порядке! Она еще оч-чень в порядке! Красивая, стройная брюнетка в норковой шубке за рулем белой новенькой «Волги», жена генерала Юрышева! Бонжур, мадам Жизнь! Правда, парикмахерша Роза отговаривала Галю перекрашиваться в брюнетку, но она настояла – чем меньше она будет похожа на себя прежнюю, тем больше шансов, что Юрышев не вспомнит о ее изменах…

И все-таки, приближаясь к Арбатской площади, к массивному – вон, за площадью – зданию Генерального штаба, Галя чувствовала, как все тревожней становится на душе. Она взглянула на часы: без трех минут пять, 12 декабря.

Через минуту, обогнув Арбатскую площадь, она выехала на улицу Фрунзе и подкатила к парадному входу Генерального штаба. Здесь возле каменных, расчищенных от снега ступеней стояло с десяток черных служебных машин. Наверху, у массивных дверей штаба, дежурила усиленная воинская охрана – автоматчики в армейских бушлатах. А на мостовой стояли два милицейских майора-регулировщика с мегафонами в руках и грубо, нетерпеливо приказывали катившим мимо гражданским автомобилям: «Не останавливаться! Быстрей проезжай! Не останавливаться!»

Но Галине нужно было остановиться именно здесь. Она притормозила у бровки тротуара, и в тот же миг один из регулировщиков подскочил к ней, стукнул деревянным жезлом по крыше машины:

– Проезжай! Кому сказано?!

Галина опустила стекло дверцы машины, хотела что-то сказать регулировщику, но тот опередил ее:

– Я тебе счас фары повыбиваю! Проезжай, сволочь! Кому говорю?! – И снова ударил жезлом по крыше машины.

– Ты сам сволочь! – взбесилась Галина. – Ты у меня за эти слова…

– Что?! – грозно наклонился к ней регулировщик.

– Я дочка маршала Опаркова. Я приехала встретить отца и мужа. – Галина посмотрела ему в глаза и с мстительным удовольствием увидела, как майор тут же побледнел и обмяк.

– И-извините… – заикался он. – И-извините… Я… я не знал… 3-здесь з-запрещена остановка…

– Отойди… – сказала ему Галина, увидев, что по каменным ступеням Генштаба уже спускаются отец и Юрышев. Отец был в маршальской шинели внакидку, а Юрышев – в новенькой генеральской шинели с пустым правым рукавом, заправленным в карман. И – в усах и с явно намечающейся бородкой. Черт подери этого майора-регулировщика – даже с мыслями не дал собраться!

Отец и Юрышев перешли улицу и подошли к машине, отец наклонился к открытому окну передней дверцы.

– Извини, Галя, я не могу с вами поехать. Я должен остаться здесь…

– Но, папа! Я же заказала столик в «Арагви»! – взмолилась Галя, боясь с первой же минуты остаться с мужем наедине и даже избегая смотреть на него. – Ты же обещал, папа! Сережа вышел из госпиталя, получил генерала, мы должны это отметить!…