Попугаи с площади Ареццо - Эрик-Эмманюэль Шмитт

— Чего боюсь?

— Что она мне не понравится.

Он тревожно тряхнул головой:

— Теперь, когда ты это сказала, думаю, что боюсь.

— Не волнуйся. Я буду снисходительной.

Ипполит в очередной раз удивился: как это десятилетняя пигалица произносит: «Я буду снисходительной»? Даже он сам в свои сорок должен был бы хорошенько подумать, чтобы найти подходящее слово; дочь была умнее его!

А Изис продолжала:

— Что же ты будешь делать, если она мне не понравится?

Ипполит подумал, потом ответил искренне:

— Буду… буду видеться с ней без тебя.

Изис скривила гримаску:

— Тогда надо, чтобы она мне понравилась.

Жермен и Ипполит кивнули. Изис заключила:

— Теперь я знаю, что мне делать.

Ипполит опустил голову. Часто ему казалось, что они поменялись местами: Изис стала родителем, а он — ребенком.

Жермен решился нарушить молчание:

— А как дела у тебя самой, Изис? Что-то ты перестала рассказывать о своем Сезаре.

— Он больше не мой, — отчеканила Изис.

— Почему?

— Я его бросила.

Ипполит и Жермен от такой серьезности чуть не прыснули со смеху, но сдержались, догадавшись, что девочку это обидит.

— Я его бросила, потому что мне с ним скучно. Он ничем не интересуется, ничего не читает, не знает ни стихов, ни песенок, — в общем, с ним не о чем говорить.

Ипполит подумал: «Когда-нибудь она и со мной так расстанется, потому что я ее разочарую; я, наверно, очень огорчусь, но придется признать, что она права».

Обед завершился абрикосовым пирогом, который испек Жермен. Хотя его собственное жилье располагалось на сто метров дальше по улице, у него вошло в привычку заходить к отцу с дочерью, не спрашивая, не мешает ли им его присутствие, и незаметно он становился частью их существования: заменил Ипполита на кухне, занимался стиркой и глаженьем, проверял домашние задания Изис и поддерживал порядок в их маленькой квартирке. На Ипполите остались только покупки. Теперь они трое жили как одна семья, в которой Жермен играл роль матери, с той только разницей, что каждый раз в десять вечера он уходил спать к себе и появлялся на следующий день в семь утра со свежим хлебом.

— Ипполит, сегодня воскресенье, может, сходим в боулинг?

Жермену явно очень хотелось куда-то выйти. Ипполит сообразил, что другу пришлось сидеть с его ребенком эти два дня, пока сам он отдыхал.

Полчаса спустя Жермен и Ипполит потягивали пиво рядом с лакированными дорожками.

Ипполит по-прежнему всем телом излучал счастье, которым одарила его Патрисия. Восхищенный, Жермен следил за этим бессловесным рассказом без зависти или тоски, хотя самому ему, вероятно, никогда не приходилось испытывать ничего подобного.

Они начали игру.

Ипполит отлучился в туалет.

Вернувшись в зал, он обнаружил, что Жермена окружила компания молодежи, только что появившаяся в зале.

— Дай-ка я запущу его вместо шара, — предложил самый крепкий на вид.

— Бросок карлика!

— Моя любимая игра!

— Только бросай поаккуратней, чтоб не попортить слишком быстро. Всем же захочется в него поиграть.

— А если позвать сюда все его семейство? Карлик, у тебя нет женушки, чтобы нам поразвлечься? Или братьев, сестер, а может, дети есть? Не, ну ты понимаешь, мы ж хотим сыграть длинную партию!

Тут подошел Ипполит. Увидев его, Жермен замотал головой в знак того, что просит друга не вмешиваться.

Но Ипполит не стал долго раздумывать. Он шагнул прямо в середину группы парней:

— Ну, кто тут самый большой придурок и сейчас получит по роже?

Он схватил за воротник здоровенного парня, который держался как заводила:

— Ты, что ли? — И, не дожидаясь ответа, врезал ему головой.

Великан ошалело отшатнулся, хватая ртом воздух.

— Кто следующий? — спросил Ипполит, вцепляясь в другого парня.

— Да мы пошутили!

— Ах вот оно что! Тебе было весело, Жермен?

И второй парень рухнул на пол, получив затрещину. Ипполит сцапал третьего, тот стал оправдываться:

— Да ладно тебе, шутки про карликов — это же обычное дело, чего ты завелся?

— Про карликов? Это где тут карлики? Не вижу ни одного, тут только мой друг Жермен.

И третий парень получил подзатыльник. Не успел Ипполит повернуться к остальным, как их уже и след простыл.

Ипполит потер руки и спросил у Жермена:

— Так что, играем?

— Играем!

Жермен был страшно доволен. Он с детства привык к оскорблениям и не обращал на них особого внимания, зная, что только трус станет дразнить карлика, но его тронуло, что друг защищал его с таким пылом. Взволновала его не сама месть, а проявление дружбы Ипполита.

И они сыграли длинную интересную партию, которую в последний момент выиграл Жермен, потом в баре взяли еще пива.

— Хочется любви, — признался Жермен.

— Любви? Сейчас, прямо сегодня?

— Ну да. Сходишь со мной?

Они вышли из боулинга и добрели до Северного вокзала. Там они пару раз свернули и оказались на улочке, полной людей, несмотря на поздний час. Причем там были мужчины, и только мужчины: они прогуливались перед красными витринами, где выставляли себя проститутки в кокетливом нижнем белье. Они держались так, словно не знали, что сквозь стекло на них глазеют зеваки: причесывались, красились, поглаживали себя по бедрам, слушали радио и даже пританцовывали.

— Сейчас посмотрим, на месте ли та, что мне нравится больше всех, — сказал Жермен восторженно, как ребенок, которого привезли на ярмарку.

Они дошли до середины улицы. Жермен затопал ногами от радости и указал Ипполиту на большеглазую красавицу-мулатку, облаченную в розовые кружева:

— Она свободна!

— Я тебя подожду.

Жермен устремился к витрине и подал знак мулатке, которая улыбнулась и впустила его. Прикрыв за ним дверь, она опустила занавеску.

Ипполит, как у них было заведено, ждал Жермена в кафе по соседству. Сам он к профессионалкам никогда не захаживал и не собирался, но нисколько не осуждал тех, кто это делает. Наоборот, он считал, что мир устроен не так уж плохо: если бы эти женщины не продавали свое тело, как бы тогда Жермен удовлетворял свои желания? Его друг слишком сильно ненавидел себя, и, не будь у него возможности расплатиться с женщинами, проявившими к нему благосклонность, его совсем замучили бы комплексы, возможно, он просто не смог бы с ними справиться.