Женат на собственной смерти - Андрей Дышев

— Воды подай! — попросил он.

Девушка взяла с журнального столика начатую бутылку минералки и протянула ему. Он глянул на ее лицо и постарался ничем не выдать своих эмоций. «А страшная-то какая! Вот что значит три дня на необитаемом острове посидеть!»

Он сделал несколько больших глотков. Пузыри шибанули в нос, на глазах выступили слезы. Девушка громко засмеялась, чему-то радуясь вместе с героями сериала. Бревин чуть приподнял простыню, которой был накрыт, и кинул взгляд на низ своего живота. Он был в трусах. «Может, у меня с ней ничего не было?»

— Головка бу-бу? — спросила девушка.

Лучше бы она не поворачивалась! Голова яйцевидная, как у гуманоида, маленькие глазки посажены близко к переносице, губ вообще нет, зато щеки — ого-го! — как у хомяка.

— Миленький ты мой! Вот до чего доводит неумеренное потребление! А как я хохотала вчера, когда ты меня на крышу автомобиля посадил! А вообще я ужасная авантюристка! Мы поедем на озеро? Ты же обещал! — протараторила она, почесывая впалую грудь, усеянную мелкими прыщиками.

Бревин закрыл глаза, чтобы не видеть этого кошмара, и так, словно играя в жмурки, сполз с кровати и пошел в уборную. Сердце сразу напомнило о себе частыми ударами, и Бревин тяжело вздохнул. На острове жизнь была ужасна, зато он чувствовал себя там легким и подвижным, как тушканчик. Чтобы согреться, часами скакал по острову и не чувствовал усталости. А здесь два шага сделал — и ку-ку, одышка.

Он заперся в туалете и посмотрел на себя в зеркало. Ну и рожа! Глаз не видно, черная щетина, как у гориллы. Не дай бог в таком виде ментам попасться!

— Ой! А почему ты не побрился? — капризным голосом произнес Гуманоид, когда Бревин вернулся в комнату с мокрым полотенцем на шее. — Не хочу, чтобы ты был ежиком!

— Я не ежик, — ответил Бревин и снова приложился к бутылке с минералкой. — Я Бен Ладен. Сейчас пойдем корюшку динамитом глушить…

— Какой ты забавный! — обрадовался Гуманоид. — А я заказала в номер абсент! Я хоть его и ненавижу, зато сам процесс!

Она вскочила с кровати и, кое-как обернувшись простыней, стала кружиться по комнате и громко петь. На столе, который она безжалостно задевала, звенели стаканы, а телевизор перескакивал с одной программы на другую. Бревин с тоской поглядывал на это глупое существо, наполненное биологической радостью, с какой горные козочки скачут по альпийскому лугу в период спаривания. Он выбирал, что лучше надеть: новенькие джинсы, в каких он приехал на озеро, или же пропахшие дымом и еще черт знает чем камуфлированные брюки. Пока выбирал, в номер зашел Гвоздев.

— Как спалось? — со свежей улыбкой спросил он и поднес Бревину свою ладонь. — Хорошо выглядите!

— Ну да… Лучше некуда, — проворчал Бревин.

— Ой! — вдруг пронзительно запищал Гуманоид и стал тыкать пальцем в экран телевизора. — Это кто?! Это же ты!!

Бревин вскочил со стула и посмотрел на экран. Так и есть. Лесная полянка, валежник, похожий на медвежью берлогу, на котором Бревин мучился две ночи, и он сам, робинзон Пятого острова. Потухший взгляд, серое и почему-то несимметричное лицо. А какая тяжеловесная фигура!

— …Я хочу передать всем своим знакомым, в том числе и Ритке, что намерен победить…

Бревин выключил телевизор.

— Это не я!

— Как не ты! Как не ты! — принялся доказывать свою правоту Гуманоид. — Я же сама видела! У меня знаешь какая зрительная память!

— Это не он, девушка, — заступился за Бревина Гвоздев. — Это его брат.

— Нет, это мой сын, — мрачным голосом сказал Бревин, натягивая вонючий камуфляж.

— Сын? — ахнул Гуманоид.

— От третьего брака, — добавил Бревин. — Ну-ка, освобождай номер! А то у меня настроение портится, как на тебя гляну…

Гвоздев натужно рассмеялся, а про себя подумал: «И где он такого крокодила откопал?»

Девушка одевалась медленно, нехотя, полагая, что оба молодых человека получают удовольствие от созерцания этого процесса. Она принадлежала к той редкой категории счастливиц, которые думают о себе совсем не так, как думают о них другие. Она пообещала Бревину порадовать его своим визитом еще раз и ушла.

— Позавтракать хотите? — предложил Гвоздев, надеясь, что Бревин угостит его за свой счет.

— Какой завтрак! — поморщился Бревин. — У меня вчерашний ужин еще в горле стоит! Где будем снимать? Шалаш готов?

— Шалаш готов. Поляна — копия той, что на острове, — перешел на шепот Гвоздев, когда они оба вышли в коридор. — А эта девушка никому не расскажет, что узнала вас?

Гвоздев головой отвечал за конспирацию и потому был обеспокоен. Попросив Бревина на минуту задержаться в вестибюле, он вышел на улицу, посмотрел по сторонам, сделал несколько кругов между стоящими на парковке автомобилями, еще мокрыми от ночного тумана, и лишь потом махнул Бревину. «Знал бы он, — думал Бревин, покупая в киоске две бутылки пива, — как я вчера в ресторане на столе отплясывал и позировал на фото финнам».

Они сели в джип, за рулем которого был Чекота, выехали из поселка и свернули на лесную дорогу.

— На островах сейчас туман, — напомнил оператор Гвоздеву. — А здесь ясно и сухо.

— Распалим костер и кинем сырую хвою, — с ходу нашел выход Гвоздев.

Машина свернула с грунтовки, углубилась на пару сотен метров в лес и остановилась на поляне. Посреди нее стоял наскоро сделанный шалаш. Ветки торчали во все стороны, отчего шалаш напоминал небольшого замшелого динозавра, покрытого шипами.

— Время, ребята, время! — поторопил Гвоздев и предупредил Бревина: — Имейте в виду, что на пленку мы снимаем первый и последний раз. Потом будем перегонять сюжет прямиком в аппаратную без всяких дублей!

Оператор принялся устанавливать треногу и протягивать кабель от камеры к джипу, в который была загружена телевизионная аппаратура. Бревин, потягивая пиво, кругами бродил по полянке, стараясь не приближаться к шалашу. Эта уродливая постройка вызывала у него неприятные ассоциации.

— Я готов! — доложил Чекота.

Гвоздев, сидя на корточках, пытался поджечь сырые ветки. Спички обжигали ему пальцы, он кряхтел и дул на них. Наконец над полянкой поплыл жиденький дымок.

— Годится! — махнул рукой оператор, глядя в видоискатель. — Никто не подкопается!

Бревин сел на траву перед шалашом. Брючный ремень впился в тело с такой силой, что пришлось его тут же ослабить на пару дырок.

— Вы слишком радостный, — озабоченно произнес Гвоздев, рассматривая Бревина, словно изваяние скандально известного авангардиста. — Не забывайте, что пошли четвертые сутки вашего пребывания на острове.

— Хорошо, — кивнул Бревин, насупил брови и скорбно скривил губы.

— Не то, — покрутил головой Гвоздев. Он подошел к Бревину, чуть повернул его голову в сторону. Потом отступил на пару шагов, полюбовался.