Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - Дмитрий Медведев

На этот раз его взгляд упал на бальнеологический курорт Биарриц. Для него был не только зарезервирован лучший номер в Hotel du Palais, но и выполнена переделка апартаментов с заменой кроватей и установкой новой ванной. Но визит именитого гостя вначале был перенесен, а затем и вовсе отменен. Вместо Биаррица Черчилль направился из Страсбурга обратно в Чартвелл. Среди прочих гостей, его посетил заместитель главного редактора Daily Telegraph Томас Малкольм Маггеридж (1903–1990). После общения с лидером тори журналист пришел к выводу, что тот «потерял интерес к мемуарам и теперь попросту пытается нанизывать друг на друга большое количество документов, написанных им в годы войны». Более того, у Маггериджа «закрались подозрения», что пользующийся популярностью у публики писатель на самом деле принимал незначительное участие в работе над новым томом.

Черчилль и правда устал от своего произведения, над которым работал уже четыре года; добавить к этому руководство Консервативной партией, участие во всеобщих выборах, а также знаковые выступления в различных уголках Европы и США, многие из которых, как будет показано в следующей главе, привлекали к себе не меньше внимания, чем его мемуары. «Четвертый том еще больше тиран, чем Эттли», — признается автор своему кузену Освальду Моритону Фревену (1887–1958) за день до беседы с Маггериджем.

Как следовало поступить в такой ситуации? Обратиться к своим помощникам — верному Дикину и Келли. Первый провел в Чартвелле в августе девять ночей, второй — пять. Они сократили цитаты, переписали некоторые главы, добавили новые куски. После их правок четвертый том приобрел новый вид, потребовавший распечатки ста пятидесяти копий с последующей отправкой издателям.

Пока помощники корректировали текст, Черчилль начал обсуждение с американскими издателями вопроса о переносе сроков.

«Почему публикация в серии Book of the Month Club должна состояться именно в декабре? — спрашивал он Лафлина. — Разве публикация в феврале будет не лучше?». Своим основным аргументом он выбрал обострившуюся внешнеполитическую обстановку и как следствие — повышение активности с его стороны на направлениях, отличных от литературы и истории.

Для лучшего понимания того, что стояло за этими относительно вежливыми просьбами о пересмотре сроков, нужно вспомнить, что обсуждение велось с одним из самых уважаемых людей по обе стороны Атлантики. Но и Лафлин был не из робкого десятка. Кроме того, его опыт общения с авторами, в том числе знаменитыми, тоже был значителен. Он знал, какие аргументы нужно подобрать, чтобы клиенты прислушивались к навязанной им мелодии. Во-первых, он напомнил о снижающихся продажах, а с ними и о падающих доходах. Во-вторых, он обратил обострившуюся ситуацию на международной арене в свою пользу. Военный конфликт в Корее укрепил англо-американские сцепы, в чем, как считал Лафлин, нашли отражение идеи Черчилля, активно высказываемые им, в том числе, и в последнем сочинении. Были еще и частные причины, например, выделенные уже двенадцать тысяч долларов на рекламную кампанию четвертого тома. Под влиянием столь весомых аргументов Черчилль отступил, согласившись предоставить новый вариант рукописи к 11 сентября.

Когда все договоренности были достигнуты, произошло новое событие, в очередной раз продемонстрировавшее ограниченность временного планирования. В конце августа 1950 года работники британских типографий объявили забастовку на срок не менее чем две недели. Соответственно, напечатать доработанную версию рукописи уже не представлялось возможным. Единственный способ передачи текста в США заключался в копировании с авторского экземпляра последнего варианта. Именно эту копию (пока только — первой книги) Черчилль и направил Лафлину в последний день лета 1950 года. Вторую книгу он пообещал прислать не позднее 12 сентября.

Но не все оказалось так просто. Первая посылка затерялась при транзите и достигла Бостона только 6 сентября, доставив немало волнительных минут Лафлину. Чтобы избежать подобных неприятных сюрпризов, вторую книгу решили передать через одного из друзей, работающих в Лондоне. На этот раз проблем удалось избежать. Двенадцатого сентября в распоряжении Houghton Mifflin Со. были последние версии двух книг четвертого тома.

Беспокойство, которое забастовка причинила Лафлину, не идет ни в какое сравнение с тем, что пережил Ривз. Оказавшись заложником типографий, он, в целях соблюдения оговоренных с медийными изданиями сроков предоставления последней версии нового тома, вынужден был пойти на крайние меры. На руках у Ривза была рукопись, датированная началом августа, а также не приведенные в соответствие откорректированные главы. Для срочной подготовки текста первой книги к сериализации он нанял двадцать четыре секретаря, которые, работая круглосуточно, в течение семидесяти двух часов вручную сравнили различные версии и внесли изменения. В процессе этого титанического забега было проанализировано четырнадцать тысяч листов (!) и выявлено свыше тысячи изменений. «Абсолютный ад», — признался Ривз Лафлину. А затем добавил: «В высшей степени ненужный». Черчилль отреагировал на проделанную работу спокойно, заметив лишь: то, что сделал Ривз «замечательно… большое тебе спасибо». Со второй книгой Ривз решил такого подвига не совершать. Текст был передан специалистам Daily Telegraph, которые совместно с корректорами из Chiswick Press подготовили его к октябрьской сериализации.

Относительно названия нового тома, посвященного событиям 1942 и первой половины 1943 года, рассматривались различные, хотя и близкие по значению варианты. В 1949 году Черчилль колебался между «Поворотным моментом» и «Превосходством союзников». В начале апреля 1950 года он предложил издателям еще один вариант: «Исход определен», затем в конце месяца озвучил: «Поворот судьбы», на котором в итоге и остановились. Дэвид Рейнольдс не исключает, что слово «поворот» (hinge), появилось благодаря Норману Бруку, который во время обсуждения третьего тома охарактеризовал военные действия на Среднем Востоке, как «поворотный» момент победы Британии. Сам Черчилль объяснял название тем, что «в этот период мы перешли от почти нескончаемых бедствий к почти непрерывным успехам». «В первые шесть месяцев, которые описываются в этом томе, все шло плохо; в последние шесть месяцев все шло хорошо. И эта приятная перемена сохранилась до конца борьбы».

Не обошлось и без обсуждения названий входящих в состав тома книг. Вначале, в версии за август 1949 года, фигурировали: «Поражение» и «Успех», затем в апреле 1950 года их заменили на «Темную долину» и «Вершину пути». В варианте, который был подготовлен к передаче издателям 1 мая, обыгрывалась знаменитая фраза о сражении при Эль-Аламейне: «Конец начала» и «Начало конца». Последний вариант был предложен Ривзом в августе

1949 года. Ривз хотел, чтобы Черчилль больше использовал крылатые выражения из своих военных выступлений. Правда, сама речь (на званом обеде в Мэншн-хаус, Лондон, 10 ноября 1942 года), откуда был взят этот фрагмент, не встречается ни в последней печатной версии четвертого тома, ни даже в черновиках. В августе

1950 года Келли счел целесообразным вернуться к предыдущим вариантам с «Темной долиной» и «Вершиной пути». Предложения Ривза помощники нашли «не оригинальными» и «хронологически неточными». Однако обыгрывание темы «долины» и «вершины пути» также не получило путевку в жизнь. Буквально в самом конце Черчилль решил остановиться на новом варианте: «Нападение Японии» и «Один континент освобожден». Именно эти заглавия вошли в конечную версию и были представлены публике.