Тайны Далечья - Марина Юрина

Подумал-подумал Чик, в голове поприкидывал, каков шанс человека доброго, собственным трудом живущего, обобрать, да и не стал рисковать. Лучше уж без медяка единого мыкаться, чем богатею, наподобие Налимыча, уподобиться! Решил не гневить парень судьбу, ведь она ему потом покоя не даст, а правду узнать так и не получится.

Хлопнул в сердцах Чик крышкой, и тут же испугался, как бы от удара сундучок старенький не развалился, затем вздохнул с облегчением: ни крышки, ни стенок шатких он нисколечко не повредил.

Запирать не вскрывать, ломать не строить! На этот раз работа заметно быстрее пошла. Щелкнул Чик дужками замочными да зашевелил ловко отмычками самодельными, благо, что сундучок совсем недавно отпирал, и последовательность поворотов память молодецкая еще помнила. Запер парень сундук, посидел еще недолго рядышком, повздыхал об упущенной возможности обогащения быстрого, да и прочь от соблазна пошел.

Вышел вор из дома, затем со двора да к околице, ежась, побрел. Соседи Налимыча да прочие деревенские жители его, конечно же, видели и подивились, чего это чужак средь бела дня по деревне разгуливает, да еще когда в округе такое творится, но препятствий парню чинить не стали, поскольку из деревни он шел, а значит, и пакостей никаких уже не учинит.

* * *

Путь долгий парню предстоял, до города добраться раньше рассвета следующего дня и не рассчитывал. Брел он не спеша; еле ноги волочил, силы берег. Спать шибко хотелось, проклятущие веки отяжелели и сами собой закрыться пытались, но дремать было нельзя. Смерть тому, кто в дороге пешей зимою заснет, замерзнет на холоде! То и дело моргали глаза уставшие и слезились, что спасу не было, потирал их Чик частенько, и в один такой раз только ладони от глаз отнял, глядь, а он уже не посреди дороги стоит, а в лесу, на той самой поляне, где с жителем лесным беседовал. Так же костерочек горел, так же похлебка вкусная над огоньком булькала, да и колдун никуда не подевался: в той же позе, на том же месте сидел, и на воришку вприщур глядя, уголками губ усмехался:

– Чо встал, глазищами заморгал?! Того и гляди, ресницы поледеневшие отвалятся! Садись к костерку, погрейся да варевце мое отведай! – хитро щурясь, произнес лесной житель да на морозе трясущемуся гостю миску, до краев полную, протянул. – Оно сегодня особливо вкусно, без пересола… удалось!

– Зачем вызвал, пошто путь мой прервал? – боясь смотреть колдуну в глаза, ответил парень, осторожно присел и головой замотал, от угощения колдуна отказываясь.

Горяча была похлебочка, ароматец от нее вкусный шел, да только опасно было то варево есть. Боялся Чик. Уж больно многое ему стало ведомо, а проку с него чернокнижнику уж никакого нет. Справился вор с поручением, исполнил волю человека лесного, а тот его вместо благодарности и отравить мог.

– А куда тебе идти? Что тебя держит в городе или, может, кто-то ждет? – усмехнулся колдун, похлебку из миски обратно в котелок перелив. – Ты ж сиротой уродился и в жизни лишь мыкался! Ни приятелей, ни родных, никого у тебя нет, а дом твой там, где с лежака хозяева не сгоняют!

– Тебе-то что за дело до бед моих? Подсобить, что ль, решил?! Золота, что ль, за услугу отмеришь иль чего другое колдонешь?!

– Нет, колдовать я не буду, – насмешливо хмыкнул повелитель волчьей стаи, – но совет тебе, парень, хороший дам. Не отвечай впредь вопросом на вопрос, злит это людей, и даже если прав, то все равно виноватым станешь! Что же до дел твоих, то хоть это и странным те покажется, но интерес у меня к ним имеется…

– С чего это вдруг?! – огрызнулся воришка, преисполненный недобрым предчувствием, что одним лишь наказом не отделается, что против воли своей в услужение к колдуну попал.

– А с того, мил человек, что деревня, которую ты покинул, давненько уже без знахарки бедствует. Так что ступай и будь в ней целителем!

Что угодно ожидал вор услышать, но только не это! Настолько поразили парня слова колдуна, что он дара речи лишился. Рот широко от удивления открыл, да так и сидел, что ответить, не знал, на ведуна таращился и ресницами обледеневшими хлопал. Однако замешательство обомлевшего собеседника ни в малой мере не смутило человека из леса. Пока парень дивился, тот, варево в котелке помешивая, вещал:

– Дом Налимыча пустым остался, но ты в нем не живи… уж больно приметно хозяйство! Сперва соседи богатея на него не позарятся, но через пару-тройку деньков, когда страх из сердец уйдет, домишко приберут! А вот на избенку покойной бабки Марфии ни у кого в деревеньке вида нет, поскольку и неказиста, и, по их недалекому разумению, проклята, вот там и поселишься! Только с сундуком не медли, сегодня же, ближе к ночи, из подвала его перетащи! Не думаю, что кто-либо тому препятствия чинить стал…

– Да, ты я гляжу, совсем от одиночества ум растерял, – дерзко прервал Чик речь собеседника. – Ты бы на людях чаще показывался! Ну, какой, какой из меня знахарь?! Я вор, с травками возиться не обучен!

– Норов свой уйми, а то гнильцой покрою! Так запаршивеешь, что сам от людей бегать примешься! – утихомирил расшумевшегося парня колдун. – Понятно мне, что ты говоришь, да только я ведун, а не ты, поэтому больше и ведаю! Знаю то о тебе, о чем сам ты и понятия не имеешь! Сиротой ты с малолетства жил и родичей своих не знаешь! Не известно тебе, что и тебе знахарка Марфия совсем не чужой приходилась! Прабабка она твоя, а паскудник Налимыч дядька родной! Так вот и выходит, что хоть и воришка ты, но из древнего рода ведунов происходишь!

Узнав такую новость, еще пуще Чик ресницами захлопал, а в коленях такая вдруг слабость образовалась, что если бы не сидел, то точно бы в снег упал.

– Знания ведуньи не каждому передаются, я те о том говорил! Померла бабка, Налимычу передавать силу не стала, а ведь следующим ты на очереди был! Но вот только хоть и родней ты Марфии приходишься, но не она тебя растила, воспитывала, вот и решили мы с остальными ведунами тебя испытать, прежде чем знания передать! Иль ты что, думаешь, ведуны настолько немощны, что не могут чары разрушить, какие сами и создали?! Да, стоило лишь мне пальцем щелкнуть, сундук сам собой бы закрылся; а коли во второй раз щелкнул бы, то и вовсе пропал! Убедиться в тебе мы хотели! Удостовериться, что непутевым да жадным, как Налимыч гнусный, не окажешься!

– Убедились, решили, а моего согласия, значитца, никто и не спрашивает?! – возмутился Чик да ногою, негодуя, притопнул. – Не мое колдовство дело, не хочу я жизнь коверкать да менять!

– Было бы о чем сожалеть, – рассмеялся житель лесной. – Жизнь твоя не только сера, но и тягостна! По мне бы уж помереть проще, чем такое жалкое существование влачить… Нет, вы только на него гляньте, люди добрые! – обратился насмешник непонятно к кому. – Я ему спасение предлагаю, а он, как девица пугливая, упрямится! Ведь не сегодня, так завтра повесят тебя иль того хуже, на каторгу, смертью медленной и мучительной помирать, отправят. А если и минуешь гнева людского, то холод да голод твой век прервут…

Правду говорил колдун, тяжела жизнь вора; а на каждую монету добытую столько пота и страху приходится, что даже думать противно. Уразумел Чик, что милость ему ведун оказывает, и даже стыдно парню за упрямство свое стало.