Лето Гелликонии - Брайан У. Олдисс

Семя разлуки с самым дорогим лежало в короле ЯндолАнганоле, зароненное в его разум много веков назад, погрязшее так глубоко, что сам он и понятия о нем не имел. Плодородной почвой для этого семени было презрение к самому себе, имеющее еще более древнее происхождение. Презрение к себе заставило короля отвернуться от ближайших друзей и связаться с фагорами; чувство это было взращено и отточено несчастьями и отверженностью детства и юности короля. Эти подспудные движущие силы были глубоко захоронены, но тем не менее голоса их доносились до поверхности сознания короля и звучали хоть и слабо, но весьма отчетливо.

Круто отвернувшись от зеркала, от смутной фигуры, мелькавшей в серебряной глубине, король жестом велел служанкам приблизиться. Он протянул им руки, и его принялись одевать.

– Корону, - молвил он, когда девы взялись приглаживать его светлые волнистые волосы. Он сумеет наказать ожидающих его дигнитариев, он накажет их, поднявшись над ними на недосягаемую высоту.

Через несколько минут дигнитарии, прервав скучное ожидание, с облегчением бросились к окнам Зала совета, заслышав за ними строевой шаг. За окном они увидели огромное число покрытых длинной белой шерстью голов с острейшими блестящими на солнце рогами, голов, посаженных на широкие плечи, поддерживаемые мощными спинами, услышали грохот копыт и - эхом - скрип кожаного боевого доспеха. Под окнами зала прошел Первый полк Фагорской гвардии при полном параде - такое зрелище было способно внушить беспокойство даже самым стойким из людей. Вид марширующих двурогих, чьи руки и ноги гнулись в локтях и коленях в обе стороны, был совершенно нечеловеческим. Марширующие существа казались выходцами с того света, настолько поразительным и сверхъестественным было чувство, вызываемое видом коленей, с одинаковой легкостью сгибающихся вперед и назад.

Сержант выкрикнул команду. Фагоры остановились, мгновенно, так же не по-человечески, но очень по-фагорски, перейдя от ходьбы к полной неподвижности.

Раскаленный ветер шевелил шерсть на плечах воинов сплоченного отряда. Покинув свое место во главе строя, король четким солдатским шагом вошел во дворец. Почетные гости и полномочные послы с тревогой переглянулись, почему-то думая о возможности своей немедленной насильственной смерти.

Войдя в зал, король остановился и молча обвел взглядом послов. Один за другим присутствующие поднимались с мест. Словно борясь с немотой, король длил паузу. Наконец он заговорил:

– Вы потребовали от меня сделать необычайно трудный и жестокий выбор. И вместе с тем нет причины, по которой я мог бы задержать ответ. Мой первейший долг всегда и во всем - служение моей стране.

Поэтому я не позволил личным переживаниям вмешаться в ход дела. Я принял решение выслать королеву, МирдемИнггалу, из столицы. Сегодня она еще останется здесь, во дворце, но завтра отправится в свой загородный дворец на побережье. И если Святая Панновальская Церковь соблаговолит выдать своему покорному слуге грамоту - разрешение на развод, я разведусь с королевой, моей женой.

И женюсь на Симоде Тал, дочери дома Олдорандо.

Со всех сторон зала нерешительно и медленно зазвучали довольные аплодисменты и одобрительные возгласы. Лицо короля осталось бесстрастным. Послы направились к нему, но прежде чем они успели до него добраться, прежде чем хотя бы один из них смог коснуться его рукой, король повернулся на каблуках и вышел из зала.

Палящий ветер, «дыхание пустыни», захлопнул за ним дверь.

Лицо Билли Сяо Пина было круглым, и такими же скругленными были его черты, нос и глаза. Рот походил на бутончик розы. Кожа была гладкой и желтоватой. До сих пор он покидал пределы Аверна только однажды, когда вместе со своими ближайшими родственниками из семейного клана Пин отправился на прогулку к пролетающему рядом Ипокрену.

Билли был скромным, но целеустремленным молодым человеком, хорошо воспитанным, с отличными манерами, что, в общем-то, можно было сказать и обо всех других членах его семьи, и не стоило сомневаться, что он встретит смерть спокойно и не теряя самообладания. Во время описываемых событий Билли исполнилось двадцать земных лет, что по исчислению Гелликонии составляло чуть больше пятнадцати местных.

Лотереей «Отпуск на Гелликонии» управляла исключительно воля случая, но, несмотря на это, среди тысячи членов семейства Пин не было такого человека, который бы не считал, что именно Билли заслуживает победы раньше других.

Как только итоги лотереи стали известны, любящая Билли семья предоставила ему несколько дней отдыха, которые тот решил провести в специально оборудованных для этой цели отсеках Аверна. Вместе с ним отправилась его подружка, Рози Йи Пин, а также добрые друзья. Среди предназначенных для сбора информации коридоров и отсеков земной станции наблюдения имелось кое-что, специально изобретенное для развлечения и отдыха экипажа. Так, часть движущихся коридоров Аверна была отдана имитации того или иного комплекса природных явлений, и в таком коридоре человек мог внезапно оказаться в самом центре искусственного тайфуна или другого явления, иногда приятного и расслабляющего, а иногда весьма зловещего, вселяющего страх и наполняющего кровь адреналином. По своей орбите Аверн несся вот уже 3269 лет; все имеющиеся в распоряжении станции силы, свободные от наблюдения за Гелликонией, были брошены на борьбу с одним главнейшим и мощнейшим недугом ее обитателей: апатией.

В одном из таких отсеков-иллюзионов, окруженный ближайшими друзьями, Билли наслаждался горными видами. Они провели там несколько дней, ночуя в бревенчатой хижине, притулившейся на ровном пятачке прямо над горнолыжной трассой. Подобный дешевый квази-отдых некогда был широко распространен на Земле, и поначалу компьютеры Аверна создавали проекции именно земных экзотических местечек, курортов и смотровых площадок, однако с недавнего времени с общего согласия экипажа все земные виды были заменены видами Гелликонии. Так, Билли и его друзья отправились кататься на лыжах в высокогорье хребта Никтрихк.

Насладившись горным воздухом, они прогулялись по морю Ардент в восточный Кампаннлат. Выйдя из одной из бесчисленных бухточек тысячемильного побережья, они миновали вечные несокрушимые утесы Мордриата, вырастающие из пены и уходящие в небеса почти на шесть тысяч футов, туда, где гранитные плечи круч укутывали белые мантии облаков. Знаменитый водопад Скимитар низвергал свои воды в объятия морской зыби с точки, отстоящей на милю от нулевого уровня.

Однако какими бы захватывающими и впечатляющими ни были подобные зрелища, сознание наблюдателей не могло избавиться от колючей, как крохотная косточка в горле, мысли, что все открывающиеся лавины и водопады, все близкие и далекие пики и красоты на самом деле созданы зеркальной системой проекционных устройств в комнате размерами от силы восемнадцать на двадцать футов.

Вернувшись с каникул, Билли немедленно отправился к своему наставнику и опустился перед ним на корточки в традиционной позе почтения.

– Итогом любого долгого разговора всегда становится молчание, - сказал наставник. - Стремясь найти жизнь, ты найдешь смерть. Хотя и то и другое - только иллюзия.