Лето Гелликонии - Брайан У. Олдисс

Он был в настоящем мире, он был вознагражден за все старания. Реалии несомненной действительности заполонили все его чувства.

Приникая к дереву, валяясь на земле, укрываясь внутри полуистлевшего поваленного ствола, он узнавал эту огромную планету, учился жить на ней. Многое - например отдаленные объекты: облака, линия холмов на горизонте - вселяло в него безотчетный страх своей причастностью к непривычно большим расстояниям и размерам и - о да, конечно - к всамделишности этого мира. Не менее тревожащим было присутствие небольших, полностью исключенных из существования на борту Аверна живых существ с собственными повадками. Мучительно сдерживая ужас, он проследил за тем, как крохотное крылатое создание опустилось и прикрепилось к его левой руке, после чего, пользуясь его живой плотью как широкой лестницей, поднялось по ней в широкий зев рукава. Наиболее пугающим и тревожным было осознание того, что все эти живые существа вне его власти, что он не может управлять ими; не было привычного выключателя, нажатием которого он мог бы усмирить их.

Возникла и проблема двух солнц, о которых раньше он не удосужился подумать. На Аверне свет и тьма были по преимуществу вопросом сиюминутного настроения; здесь же, в реальном мире, о выборе не было и речи. За сумеречным днем и тенями пришла тьма, и Билли впервые в жизни был вынужден исполнить своеобразный древний ритуал, посвященный опасливым приготовлениям к ночи. С давних времен люди, предвидя наступление темноты, отыскивали убежища или строили их. Так мало-помалу примитивные стойбища превратились в города, в раскидистые метрополии, откуда человечество стартовало в космос; теперь оторванный от космоса Билли вернулся на зарю истории, к своим корням.

Он пережил ночь и дождался рассвета. Удивив самого себя, он ухитрился заснуть, а проснувшись обнаружил, что цел и невредим. Выполнив привычную череду утренних гимнастических упражнений, он почувствовал, что остатки сна растаяли и он готов продолжить исследование нового мира. Уже достаточно освоившись, он понял, что вполне может оставить свое убежище под деревьями и отправиться куда-нибудь, наслаждаясь прелестями утра. Подкрепив силы из своего пайка - поев и выпив воды - Билли сориентировался и бодро зашагал по направлению к Матрассилу.

Довольно быстро продвигаясь по узкой дорожке, почти тропинке, петляющей среди кущ, и с удовольствием прислушиваясь к перекличке птиц, Билли внезапно расслышал позади звук чьих-то шагов. Он обернулся. В нескольких шагах от него мгновенно, как вкопанный, застыл фагор.

Фагоры были частью авернской мифологии. Фотографические портреты и точные модели-копии двурогих имелись на станции повсюду. Однако в отличие от неодушевленных моделей этот фагор, живой, стоял совсем рядом с Билли, что несомненно было его заметным преимуществом. Неотрывно глядя на Билли, чудовище медленно пережевывало жвачку, и слюна стекала с его широких отвислых губ. Вся одежда двурогого состояла из единственного куска грубой холстины, плохо выкрашенной и сильно выцветшей. Концы пучков длинной белой шерсти фагора были окрашены в один цвет с его одеянием, что придавало ему неопрятный и нездоровый вид. Через плечо свисала мертвая змея, свежая и явно недавно добытая. В руке абориген держал устрашающий кривой нож, не музейную копию и не детскую игрушку, а подлинное оружие, которым, вне всякого сомнения, уже убивали. Фагор шагнул к Билли, и тот чуть не задохнулся от едкого зловония, исходящего от существа.

Глянув на анципитала исподлобья, с трудом подбирая слова, Билли заговорил на хурдху:

– Можешь сказать, как пройти к Матрассилу?

Создание продолжало молча жевать. С отвращением присмотревшись, Билли понял, что челюсти двурогого перемалывают нечто вроде ореха, имеющего алую мякоть; струйки слюны алого цвета стекали из углов рта лесного жителя и пачкали шкуру. Несколько мелких капель попали и на Билли Сяо Пина. Быстро подняв руку, он стер слюну двурогого со щеки.

– Матрассил, - наконец проговорил монстр, произнеся название борлиенской столицы несколько невнятно, более похоже на «Матражшыл».

– Да. Мне нужно в Матрассил. Как туда идти?

– Да.

Билли заглянул в темно-вишневые глаза двурогого - они были пусты и не позволяли угадать, что в них кроется: приветливость, насмешка или вражда. С трудом оторвав взгляд от притягивающих к себе как магнит нечеловеческих глаз, он обнаружил, что за спиной фагора уже стоят его сородичи, такие же неподвижные и неслышные, похожие на призрачные порождения мира листвы и глубоких теней.

– Вы понимаете меня?

Фразы, которые произносил Билли, он выучил по специально составленному для таких, как он, счастливчиков разговорнику. Невероятность ситуации и ее полная нереальность загнали его в тупик.

– Могу проводить.

От существа, сложением и мощью напоминающего скалу, трудно было ожидать смышлености да и вообще разумности, но, получив ответ, Билли ни на секунду не усомнился в его осмысленности. Двинувшись вперед, двурогий легонько подтолкнул Билли, предлагая ему идти дальше по тропинке. Билли повиновался. Вслед за ним среди зарослей со всех сторон потянулись соплеменники его двурогого провожатого, их мягкие и быстрые шаги мгновенно слились в монотонный шелест.

Через полчаса они вышли к изрезанному неглубокими расселинами склону холма. Здесь разум вступил в борьбу с джунглями - часть деревьев вырубили и между невысокими пнями пустили пастись суетливых свиней, честно заботящихся о том, чтобы молодые побеги никогда не достигли зрелости. Среди этих жалких попыток цивилизовать окружение виднелись подобия хижин, или, проще говоря, тростниковые крыши, поддерживаемые опорами-столбами.

В тени тростниковых крыш на циновках, а чаще просто на охапках жухлой травы лежали неподвижные обмякшие фигуры, очень напоминающие скот. Один из охотников - а именно на них наткнулся в чаще Билли - поднес к губам рог и трубным звуком оповестил деревню о своем прибытии, при этом некоторые лежащие фигуры зашевелились, поднялись на ноги и направились к добытчикам. Постепенно Билли обнаружил, что его окружили анципиталы обоего пола: креахты, гиллоты и рунты. Они не спеша рассматривали его с невозмутимым вниманием. Некоторые из рунтов бегали на четвереньках.

Присев на корточки, Билли принял позу почтения.

– Мне нужно добраться до Матрассила, - попытался объяснить он.

Абсурдность собственных слов рассмешила его; смех грозил перейти в истерику, и он быстро заставил себя собраться. Удивительно, но звук его смеха заставил всех присутствующих отпрянуть.

– Младшая кзаххн рядом, - сказала ему гиллота и, протянув руку, коснулась его руки и сделала приглашающее движение головой.

Вслед за ней Билли прошел через небольшую каменистую лощину; за ними устремилось почти все племя. Все, мимо чего он проходил, - от нежных с виду зеленых ростков до больших валунов - вблизи оказывалось гораздо грубее, чем представлялось издалека.

Под навесом, устроенным на обрывистом краю лощины, согнув под немыслимыми углами локти и колени, неподвижно возлежал фагор, судя по всему очень старый. Заметив пришедших, двурогий одним мягким и текучим движением поднялся, сел и оказался пожилой гиллотой с отвислыми темными грудями и с темной шерстью, пучками пестреющей среди некогда белой, но теперь побуревшей шкуры. Шею двурогой украшало ожерелье из полированных косточек гвинг-гвинг. В знак своего высокого положения, женщина носила большое кольцо, продетое в ноздрю. По всей очевидности гиллота была именно «младшей кзаххн», о которой шла речь.