Пять абсолютных незнакомцев - Натали Д. Ричардс

на склоне поляну, где обрыв не такой крутой. Снега где-то до лодыжек, но деревьев гораздо меньше. Развернув ноги носками наружу, я начинаю медленный спуск с холма. Снег колет мне глаза, и холод обжигает горло. Нужно спешить. Нужно привести помощь для Джоша.

Но мы справимся. Мы спустимся в долину. Дома оказываются дальше, чем мне казалось сначала, но мне их видно. Мы найдем подмогу, мы будем в безопасности. Я снова и снова повторяю эти слова, впечатывая их в снег с каждым шагом.

Мы будем в безопасности.

Мы будем в безопасности.

Мы будем… Что-то бьет меня между лопаток. Я заваливаюсь вперед, коленями в снег. Я падаю, сворачиваясь калачиком, и качусь вниз. Чувствую снег, ветки, боль. Раскинув руки и ноги, я тяну их в разные стороны, чтобы замедлить падение. Нога цепляется за небольшое деревце, и я резко останавливаюсь, головой вниз. Все тело ноет.

С тихим стоном я встаю на четвереньки, чувствуя, как снег пропитывает джинсы и перчатки. Оттолкнувшись от земли, я пытаюсь сориентироваться. Подняться с колен не получается. Мир вокруг меня черно-белый: небо, деревья, земля. Совсем как на моих картинах. Совсем как у меня в душе.

Я проигрываю в памяти удар между лопаток. Я знаю, что это было. Я не упала; меня толкнули.

Адреналин огнем пробегает по венам. Неуклюже припав к земле, я вглядываюсь в склон наверху. Деревья. Деревья. Кайла.

Она стоит там, высокая и тощая, и юбка от ветра надулась пузырем. Вместо лица – заполненные тенями впадины.

– Прости, – говорит она снова. Как и тогда, в туалете, голос ее дрожит. – Мне было нужно… прости.

Мне нечем дышать. Снег засыпает мне глаза, и, когда зрение проясняется, Кайла уже стоит на середине дороги. Мне видно ее юбку и спутанные волосы. Я не понимаю.

Я не… Кайла протягивает руку к невысокой сосне. Словно ждет помощи. Или подарка.

От моего лица отхлынула кровь. Кто-то стоит вместе с ней на холме. В темноте почти ничего не видно, но я различаю протянутую руку. Кто-то ей помогает?

Нет. Кто-то протягивает ей какой-то предмет: маленький оранжевый цилиндр. И что-то еще: тоже маленькое, но квадратное.

– Ах ты подонок, – рычит она. – Ты взял их.

Темная фигура пожимает плечами. Кайла сжимает пальцы вокруг пузырька с таблетками и последний раз оглядывается на меня. Я не понимаю. А потом словно открываются разом все щеколды и открываются замки. Она держит пузырек с таблетками. Кто бы там с ней ни стоял, он только что дал ей таблетки: отплатил ей за услугу и вернул ее вещи. О боже, значит, ему помогают. Брекен заплатил Кайле таблетками, чтобы она ему помогла. Он просто искал подходящую возможность. Я выискиваю взглядом Джоша, в панике думая, что его, наверное, ранили. Или еще хуже.

Я открываю рот, чтобы его позвать, но из-за дерева выходит Брекен. Мне нужно бежать. Нужно бежать как можно дальше.

Однако это не Брекен. Тени скрывают его черты, но я все равно узнаю силуэт. У меня сжимается горло, и губы шепчут в его имя.

Двадцать восемь

Джош.

Это Джош стоит на холме. Я вижу его объемную куртку. Вихры. А вот костылей – нет.

Бесчувствие – дар. Так сказала мне медсестра, и я ей верю. Потому что одно блаженное мгновение я не чувствую ничего, глядя на Джоша. Он украл наши вещи. Написал мне письма. Вложил яд в протянутую руку Кайлы. Это все был он, и теперь он торопится спуститься с горы без малейшего намека на хромоту. Пока он идет, я опускаюсь обратно на колени и наблюдаю за ним, словно это все не имеет ко мне ни малейшего отношения.

Я делаю вдох. В этом лесу пахнет Рождеством.

Вставай.

Инстинкты оказываются сильнее онемения: я вспрыгиваю на ноги. Я хромаю. Трясусь от холода и страха. И уже слишком поздно: он меня видит.

– Ты видишь меня? – спрашивает он. – Вспомнила наконец?

Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Я не помню. Я ничего не помню, и я не понимаю, о чем он спрашивает. Я застыла на месте, словно вросла в эту землю как дерево, как одна из нависших надо мной сосен.

Он смеется жестоким смехом. И, я уверена, смеется надо мной.

– Какой же я идиот! Думал, что ты окажешься куда сообразительнее.

– Я… – Но все слова кажутся нелепыми, и я замолкаю.

– Ты правда меня не помнишь? На мне был тот же чертов гипс, когда я купил тебе кофе. Я сделал твой день лучше, Мира. Ты тогда плакала!

Его слова звучат бессмысленным набором звуков; они не складываются вместе и ничего для меня не значат. А потом что-то начинает собираться воедино… какое-то темное отражение истины. Кто-то и правда купил мне кофе. Тогда, в больнице… когда умерла Фиби. Я забыла деньги, и кто-то купил мне кофе. Но это был не Джош! У него была борода. Он не…

Мысли замирают, потому что я ни в чем не уверена. Кроме того, что кто-то купил мне кофе. И я плакала. Не из-за кофе; из-за Фиби.

Потому что я разваливалась на части.

– Что, игры закончились? – спрашивает он. – Надоело играть? Больше не будешь притворяться, что не помнишь меня, как тогда, в галерее?

О боже. Галерея. Ко мне подходило столько людей, что под конец я просто улыбалась и кивала, не соображая, что мне говорят. Он подходит ближе, и я оступаюсь, чуть не заваливаясь на спину. Адреналин жжет мне ноги, и я разворачиваюсь, чтобы бежать. Но он хватает меня за рукав и притягивает ближе. Я вижу, как напряжен его взгляд. Потом замечаю металлический блеск у него в руке.

– Пора идти, – говорит он, хватая меня за руку и рывком поднимая на ноги.

– Куда идти? – пищу я в панике.

– Неважно. Мы будем вместе. Мы уедем, и ты поймешь. Я знаю, что поймешь.

Я пытаюсь вырваться, но он тянет мою руку на себя. Мы боремся в снегу, и я со всей силы толкаю его в грудь.

Нога поскальзывается, и я падаю на колено. Он, раздраженно ворча, обходит меня и хватает за вторую руку. Я опять вижу металлический блеск.

Нож. Ох черт, у него нож, и он прижал его к моей руке.

Я изгибаю спину и пинаю его ногой в колени, но он легко избегает удара. Его пальцы вгрызаются мне в руки словно зубы. Снег такой скользкий. Мне холодно. Я извиваюсь, как кошка под водой. Пусть отпустит