Камуфлет - Антон Чиж

Аполлон Григорьевич отдернул шторы, век нестираные, распахнул створки и настежь открыл дверь в лабораторию:

— Сквозняков бояться — в полиции не служить! — громогласно заявил он.

Дальнейшие приготовления выглядели грандиозно. Вся лабораторная посуда: колбы, склянки, реторты, горелки Бунзена, змеевики и прочее наследство алхимии — была убрана на пол и даже вынесены в коридор. Шкафы с уликами, скопленными в бесчисленных делах, завесили плотными одеялами, а невообразимую коллекцию всяческих предметов — от финского ножа до горшка с засохшим тропическим растением рассовали по углам. В результате трудов трех сотрудников сыскной полиции уютное гнездышко криминалистки, к которому не рискнула бы прикоснуться даже самая смелая горничная, приобрело уныло-пустой вид. Лабораторная столешница бесстыдно открыла следы химических опытов.

— Миленько, но и бедненько, в вашем духе, Ванзаров! — выразился хозяин, печально оглядев осиротевшее помещение.

Разгоряченный Родион Георгиевич позволил не надеть сюртук и лишь отряхнул брюки:

— Взрывная волна уйдет в окна, и осколков поменьфе… В худфем случае.

— Учтите, на место все сами вернете.

— Непременно.

— И зачем я только поддался!

— Затем, что умный человек и понимаете, с кем имеем дело.

— Там видно будет. — Лебедев облачился в кожаный фартук, сунул в зубы сигарку и величественно махнул рукой: — Ротмистр, вносите.

Мечислав Николаевич вернулся из коридора с расписной коробочкой, неся ее на вытянутых руках, как полную чашку. Ювелирное украшение перешло в руки криминалиста и поместилось в центре стола. Взлетели расписные жар-птицы, открыв серебряную пичугу на шарообразном постаменте.

— А ну-ка, господа, отошли в угол и присели на пол, — скомандовал Аполлон Григорьевич.

Джуранский безропотно последовал за начальником, хотя счел подобную осторожность безобразно неприличной для кавалерийского офицера и даже граничащей с трусостью.

Между тем Лебедев вооружился сильной лупой и скрупулезно осмотрел ювелирное произведение. Следов постороннего вмешательства не обнаружил. Затем, перевернув феникса, пристроил к бархатной наклейке тончайший скальпель и осторожно ее отделил. Открылось дно со следами приставшей ткани.

— Здесь затычка припаяна, — сообщил он, осторожно ведя острием по бороздке. — Открыть невозможно. То есть, возможно, если распилить. Приступаем?

Предложение было отвергнуто.

— Как определить, есть что-то внутри или нет? — спросил Родион Георгиевич, поднимаясь с корточек.

Лебедев самодовольно скрестил руки:

— Эх, коллега, в гимназии надо было физику учить, а не греческую философию, да! Что бы вы без меня делали!

Аполлон Григорьевич кое-как разыскал в ужасающем беспорядке аквариум, приказал Джуранскому наполнить его водой и повторил с фигуркой опыт Архимеда. После чего взвесил птичку на лабораторных весах и уселся за расчеты в благоговейной тишине.

Коллежский советник и его помощник не смели шевельнуться, следя за рождением математического чуда при помощи счета столбиком.

— Итак, двоечники… — Криминалист торжественно поднял листок с цифрами. — Учитывая плотность серебра и чистый вес, а также вычтя караты бриллиантов, каковых имеется ровно тридцать три, однозначно можно сделать вывод: бюстик должен быть пустотелым. Однако сложнейший эксперимент в виде постукивания показывает нам обратное. Из чего делаем строго научный вывод: нутро птички набито веществом, отличным от металла. Если наугад взять пироксилин, посчитать примерный вес, который может поместиться, сложить с чистым весом серебра — получатся схожие цифры. Пересчитать желаете?

Внезапно Джуранский шагнул к птичке и сжал ее в кулаке.

— Господа, я проверю. Прошу вас последовать в укрытие, — сказал он, отступая к стене.

С внезапной прытью Лебедев поймал руку ротмистра, сжал стальным захватом и рявкнул:

— Смирна!

Условный рефлекс сработал — бывший кавалерист замер. Этой секунды хватило, чтобы вырвать птичку.

— Геройствовать вздумал? — заорал Лебедев, прижимая фигурку к фартуку. — А потом кишки соскребай со стен?

Ротмистр побледнел, скулы заходили, а кончики усиков задрожали. Он спрятал руки за спину и еле сдерживал удила.

Схватив криминалиста под локоть, Ванзаров отволок его в коридор и лишь там прорычал:

— Не понимаете разве, он же вину загладить надумал! Эх, вы…

Аполлон Григорьевич поупирался, но остыл быстро. А дипломатические усилия коллежского советника привели к полному примирению. Горячие натуры пожали друг другу руки. Как раз под бой настенных часов.

— Что будем делать? — тревожно спросил Лебедев. — Осталось пять часов…

— Может, не возвращать Кортману? — предложил Джуранский. — Скажем, что изъяли в интересах розыска.

Родион Георгиевич прикрыл источник раздоров:

— Не вернуть — значит, упустить убийцу.

— Ну, тогда я не знаю… — И криминалист пораженчески поднял руки. — Тут чудо требуется.

Ванзаров решительно затянул галстук, надел сюртук и шляпу:

— Чудо — это не фокус. А вот где извозчика сыскать в этот час?

В час этот только кошки да жулики по улицам бродят, честные люди спят и в ус не дуют. Негоже христианской душе бродить в потемках. Однако благолепную тишину улочки разбудил торопливый цокот и тарахтение колес. Подъехала пролетка, с которой резво соскочил плотный господин. Сунул извозчику трехрублевку и посулил другую, если тот обождет с полчаса. Возница обещался и немедля повесил нос, преспокойно задремав.

Неурочный господин прошел квартал, держась в тени домов, приблизился к ограде, за которой еле виднелся сад при большом особняке, узнаваемый по шелесту веток, огляделся на пустой улице и перемахнул решетку так ловко, словно занимался этим с рождения. Силуэт проскользнул по садовой дорожке. Что-то хрустнуло, щелкнуло, скрипнула дверная петля, и снова воцарился покой.

Ночью старинный особняк кажется живым. Бродят неясные шорохи, скользят тени, и кажется, что за каждым углом подглядывают чьи-то невидимые глаза.

Ванзаров отогнал неприятный холодок, пробравшийся по плечам, и двинулся изученным маршрутом. Ступать старался беззвучно — в пустом доме даже легкий скрип половиц отдается громовым эхом.

Наконец, второй этаж и кабинет князя. Дверь поддалась легкому усилию, но издала жалостный и пронзительный скрип.

Раритеты встретили гостя равнодушием. Найти что-то без света в нагромождении невозможно. Но Родион Георгиевич на ощупь прошел до стола, нагнулся, присмотрелся и взял то, что хотел.