Незваный гость - Б. П. Уолтер

Мама забеспокоилась, когда увидела, что я вышел из машины без Колетт. Меня затопило облегчение, когда я сел в самолет и сумел удержать себя в руках, чтобы не оказаться безумцем, рыдающим в первом классе. Но стоило мне шагнуть в замок, я упал в мамины объятия и заплакал. Я рассказал ей, что он был там. Джонни Холден был там. И что, по-моему, Колетт снова употребляет наркотики. К своему стыду, после этого я бросил и маму, и сестру. Мама продолжала расспрашивать меня. Заламывала руки, причитая, что не может летать самолетами, но очень хочет отправиться искать Колетт сама. Я не помог ей. Я уехал из Шотландии в Лондон на несколько месяцев и попытался погрузиться в работу над докторской. Наступил март, когда я узнал, что Колетт так и не вернулась из Норвегии. Эта новость поразила меня. Прошло больше месяца, почти два, с тех пор, как я вернулся в Англию, оставив ее там. Мама позвонила мне сказать, что Колетт беременна. Она в Норвегии и ждет своего первого ребенка. Своего первого ребенка от него. Так что мы отправились туда на круизном лайнере. Это заняло две недели. Колетт отнеслась к нам обоим грубо и пренебрежительно, несмотря на то, что мы проделали такой путь. Джонни вел себя враждебно и насмехался над мамой, а когда я начал злиться, сказал мне: «Остынь, мы же не хотим, чтобы ты расплакался как девчонка?» Конечно, я понял, на что он намекал, и это произвело желаемый эффект. Мне захотелось немедленно уйти. Но в итоге Колетт практически вышвырнула нас вон.

Шли месяцы, мы пропустили роды – это всегда мучило маму. У нее был ужасно тяжелый грипп, и она не могла встать с кровати – да и Колетт не держала нас в курсе. Мама умоляла меня полететь в Норвегию и побыть с сестрой, поддержать ее, так что я постарался затолкать подальше свой страх перед Джонни и полетел по уже знакомому маршруту. Они не справлялись. Хуже. У них был бардак. За несколько минут в их обществе стало очевидно, что они что-то употребляли. Я не знал, что именно, но оба, словно зомби, валялись на кроватях, пока малыш – Титус – плакал в ужасной пластмассовой кроватке. Я тряс Колетт, пытаясь разбудить ее. Она только пробормотала что-то вроде «роды были ужасными» и снова уснула. Джонни в одних штанах в полном отрубе спал на диване, как какой-нибудь подросток с похмелья. Потом я заметил рядом с ним тарелку. И иглы. И согнутую ложку.

Мне следовало забрать ребенка и сбежать с ним или что-то еще – просто оставить их обоих с их дрянными привычками – но я не знал, как у них обстоят дела с паспортами и посещением больницы. Я был полностью вне своей зоны комфорта, вне области своей компетенции. Мы с Колетт наорали друг на друга, когда она как следует очнулась. Она взяла вопящего Титуса на руки и сказала, что для матерей нормально быть немного не в себе в первые недели. Я сказал, что внутривенные наркотики – это немного больше, чем не в себе.

Она сказала, что это только Джонни, она к ним не прикасалась. Я спросил, к чему она прикасалась, кормит ли она грудью, могут ли наркотики попасть в рот ее ребенку. Она сказала мне отвалить и почти выкинула меня из коттеджа. Я пошел прогуляться по лесу. Поужинал в главном здании гостиницы. Снял там номер и поспал несколько часов. Принял душ. Ближе к вечеру я отправился обратно к их коттеджу. Темнело, и я видел, что у них горит свет, включая наружное освещение на веранде. Пока я поднимался по ступенькам, стало понятно, что кто-то сидит в джакузи. Это был Джонни. Он спал или опять был под кайфом, его подбородок касался воды. Шагнув на последнюю ступеньку, я увидел, что у него в руках. Почти под водой. Ребенок. Титус. Он полез в джакузи под наркотой, с ребенком на руках. Он был опасен. Больной психопат.

Мэттью замолчал, глядя на меня широко раскрытыми глазами. И наконец-то что-то встало на место. То ужасно холодное ощущение жути, которое нарастало во мне, поднялось на поверхность. Наши взгляды встретились. И тогда я понял, что он сделал. Понял, к чему все идет. Подозревал ли я, что дело в этом? Знал ли я, глубоко в душе, что было что-то мутное в смерти отца Титуса? Возможно. Но не это полыхало внутри меня, угрожая вырваться, заставить в ярости разнести дом. А тот факт, что он рассказывает мне только теперь. Что он позволил нам построить жизнь вместе, так тесно вовлек меня в жизнь своего приемного сына, так глубоко запрятав эту ложь в ткань нашего существования. В тот миг мне хотелось заорать. Но я ничего не сказал. Я просто ждал, и вскоре Мэттью глубоко вдохнул и продолжил.

– Я подошел к джакузи и тотчас вытащил Титуса из воды. Слава Богу, я пришел вовремя, так как его головка могла оказаться под водой в любую секунду. Джонни завернул его в полотенце, которое промокло насквозь. Я поднял брошенную на полу одежду Джонни и вытер ребенка, потом вошел в дом, качая его, пытаясь успокоить. Колетт спала на диване. Она слегка шевельнулась, когда я вошел, и пробормотала, чтобы я заткнул ребенка. Наверное, она подумала, что это Джонни. В правой руке она сжимала большой косяк. Учитывая, что они жили в деревянном коттедже, я ужаснулся тому, что они баловались с косяками и огнем. Я забрал у нее косяк и затушил его в тарелке на журнальном столике. Я положил Титуса в кроватку, и через минуту или две он перестал плакать. Потом я вернулся в гостиную. Колетт снова уснула, а Джонни все еще был в джакузи снаружи. С того момента время для меня как будто замедлилось. Но я весьма ясно осознавал ход своих мыслей, пока наблюдал за происходящим. Подойдя ближе, я увидел, что безвольное бледное тело Джонни сползло с выступа в чаше. И что он соскальзывает глубже в воду. Когда вода достигла его рта, я ожидал, что он хватанет воздух. Что сработает инстинктивное стремление выжить. Но оно не сработало. Потом вода добралась до носа, его голова упала на грудь, и все лицо оказалось в теплой воде. Он не дергался. Не пытался спастись. Просто соскользнул под воду. И не вынырнул.

Пришло мое время говорить. Потому что я боялся, что если не сделаю этого,