Добрые Люди - Дмитрий Александрович Тихонов

себе, насколько, — начал Гариус. — Поэтому давай я сосчитаю до трёх.

Владеющий поднял руку с зажатым кулаком и стал считать. С каждой цифрой он отгибал палец, на кончике которого зажигался огонёк. При счёте три, щёголь разжал пальцы и толкнул от себя растопыренную пятерню. В лесу занялись с десяток костров, а охваченные пламенем люди стали вопить и метаться из стороны в сторону. Молодой со шрамом выстрелил, но Тэсс на этот раз среагировала — болт ушёл выше.

Гариус хлопнул в ладоши и факелы погасли, а на тропу высыпали перепуганные солдаты. Некоторые всё ещё вопили, другие же недоумённо смотрели на свои руки. Я ожидал увидеть красные волдыри на лицах воинов, но никаких следов огня не было даже на их одежде.

— Сержант, а теперь к делу, — быстро проговорил Гариус. — Я и мои люди выполняем специальное поручение, — он указал пальцем в небо, — остальное тебя интересовать не должно.

С этими словами Гариус выудил из-за пазухи кольцо и бросил его седоусому. Тот поймал, покрутил перед лицом и, тяжело вздохнув, опустил арбалет.

— Прошу прощения, мэтр, — извиняющимся тоном произнёс солдат. — Время сами видите какое. Давеча поймали лазутчиков у Старого Грота, теперь вот приказ задерживать всех.

— Понимаю, — кивнул щёголь. — Хвалю за бдительность.

Седоусый снова вздохнул, дал отмашку своим людям и подошёл к нам, протягивая кольцо Гариусу. Владеющий улыбнулся и, спрятав украшение в камзол, похлопал солдата по плечу.

— Как зовут тебя, сержант? Вы из Каменной Лачуги? Я передам капитану, что твоему отряду следует объявить благодарность.

— Нет, мэтр. Мы из Малого Колеса, капитана Дункана сложно пронять подобным, — сержант вернул улыбку.

— Ай хитрец, — покачал головой Гариус. — Проверяешь? Молодец. Твоя взяла, я передам капитану де Сормэ из Водяного Колеса, что отряд сержанта…

— Ульмэ. — Седоусый приободрился, услышав правильные слова.

— Что сержант Ульмэ и его люди доблестно несут службу. А скажи, сержант, старый Молис всё ещё держит таверну у поворота на восточный тракт?

— Помер Молис в том году, — опечалился Ульмэ. — А сынишка его тот ещё прохиндей, захирела таверна-то.

— Жаль Молиса, — кивнул Гариус. — Хороший был мужик.

— Что верно, то верно.

— Лады, Ульмэ. Мы пойдём своей дорогой, провожать нас не стоит. Ван Ауден хорошо подготовился к текущей кампании, так что держать вам надо ухо востро.

— Так точно! — Сержант вытянулся по струнке.

— Собирайтесь. — Владеющий обернулся к нам. — Пора в путь.

Через час наш отряд, преодолев крутой спуск, вышел к широкой дороге, которая петляла вдоль реки и уходила на восток. На пути нам стали встречаться одинокие путники и конные разъезды, так что Гариусу пришлось надеть кольцо на палец и светить им перед каждым патрулём. Нечего и удивляться, вид мы имели потрёпанный и походили на отряд разбойников, спустившихся с гор.

— Нам срочно нужно сменить одежду, — сообщил Гариус. — Тут недалеко предместье, там есть лавки торговцев.

[1] Куртина — длинная низкая стена, соединяющая бастионы.

[2] Кронверк — коронообразное сооружение с бастионом в центре и двумя полубастионами на флангах.

[3] Арриер-бан — старый указ, согласно которому король или герцог призывал на войну всех своих вассалов. Потерял значимость после создания регулярных рот жандармов, но всё ещё имел силу в Этиме.

Глава пятнадцатая

Я лежал в тёплой ванне и наслаждался предзакатными лучами солнца, проникающими в комнату сквозь открытое окно. Рядом на столе покоилась стопка чистой одежды, а на полу стояла пара новых сапог. В пригород Тизы мы пришли вчера поздно ночью и завалились в первый попавшийся трактир, а на утро Гариус повёл нас к торговым лавкам. Он оказался прав и в безымянном городке на самом деле оказалась целая улочка мастеровых на всякий лад: тут были портные, сапожники, кузнецы, ростовщики, писари, пекари, мясники. Одним словом — рай для купцов. Конечно, товар в основном был среднего качества, но зато не надо было платит пошлину, как это было в Тизе.

За те пятнадцать лет, что я не был в этих краях, тут многое изменилось. Главный город южной марки стоял на пересечении двух трактов и в это время года переполнялся от приезжих купцов, а чтобы не создавать толчею у главных ворот, мастеровых средней руки и различного рода мелких перекупщиков выдворяли за город. Но сезонная традиция постепенно превратилась в круглогодичную, так что Тизу теперь окружали различные торговые предместья, сюда же вынесли конюшни и квартиры жандармов. В особо крупных поселениях воздвигли церквушки и часовенки, создали местные органы самоуправления. Предприимчивые бюргеры тут же стали скупать земли и строить таверны, трактиры, рестораны, публичные дома и прочие злачные заведения.

Гариус расщедрился: он безо всякого ворчания, что было удивительно, расплатился за все наши приобретения и даже накинул сверху и без того довольному сапожнику. Для меня оставалось загадкой для чего владеющий сорит деньгами и тычет кольцом во все стороны: если он хотел исчезнуть до весны, то такое поведение резко сокращало его шансы. Всегда найдётся кто-то, кто видел щеголеватого мужчину с печаткой пэра в компании хмурых бородатых мечников, и да, с ними ещё была женщина, кажется владеющая. Кулон Тэсс многое мог рассказать знающему человеку, и таких знающих ребят я приметил сразу. Уж кого-кого, а цепных псов из ордена Первых я научился выделять в толпе безошибочно.

Но пока что к нам никто не спешил вламываться и крутить руки: от Гариуса за лигу разило силой, и первые были способны почуять это, а гербовое кольцо знатного дома открывало двери в самые дорогие гостиницы. Это я уже не говорю о внушительном счёте в банке де Ватта, с коего Гариус снял сумму в несколько сотен ливров. Так что законники вполне могли потерять интерес к знатной персоне: Тизу осадили, а из города бежали все, кто не был повязан службой или клятвой — Гариус вполне мог быть одним из таких.

Шевалье покинул нас сразу же, как только увидел знакомые стяги пятой роты жандармов. Я не завидовал Кресто, с него спустят три шкуры, прежде чем дадут глоток воды. Впрочем, выбора у де Мори не было, после поражения под Тилербором он пропал почти на месяц и ему вполне могли приписать дезертирство, за которое полагалась казнь через повешение, что для благородного отпрыска было унизительным. Но я надеялся, что для де Мори обойдётся всё строгим выговором,