Последняя кантата - Филипп Делелис

Но ни Жиль, ни Летисия уже не слышали продолжения. Число 3 и Апокалипсис… вот здесь-то они и откроют секрет Баха. Средняя часть представляла зверя в день Страшного суда перед лицом Человечества.

— Не будем обольщаться, — умерил их пыл Жорж Пикар-Даван. — Сюжеты из Апокалипсиса часто встречаются на памятниках…

— Да, — согласилась Биргита, — но в данном случае есть дополнительный мотив. Вы знаете, что в эпоху барокко были распространены различные игры с числами и…

— Все это так, — неуверенно прервала ее Летисия, — но о каких числах вы говорите?

— О подсчете чисел в имени и фамилии знатных людей. Придавая каждой букве ее порядковое число в алфавите, мы находим, что Ratsherr[155]Daniel Leicher = 216, а 216 — 6x6x6. Можно предположить, что из-за этого Лайшер решил, что его число как-то связано с Апокалипсисом…

Биргита была удивлена тишиной, которая последовала после ее слов. Каждый быстро сообразил, какая связь между числом Баха 396 и числом 216: это всего лишь разные формы гематрии одного и того же числа зверя из Апокалипсиса…

— Секрет Баха здесь, в этом нет ни малейшего сомнения, — тихо проговорил Жиль, — но нам еще нужно заставить «заговорить» эти статуи…

Предложение вызвало живую поддержку. Летисия сказала, что нужно изучить текст длинной эпитафии. Ее отец спрашивал, не лучше ли будет расчленить части монумента. Его предложение напугало Биргиту, и она отправилась предупредить об этом директора «Архива Баха».

Ни всяческие манипуляции с многочисленными мраморными фигурками, ни расшифровка текста эпитафии с помощью чисел «Музыкального приношения» не принесли никакого результата. Жорж Пикар-Даван снова предложил связаться с администрацией города, чтобы заставить памятник раскрыть свой секрет, но Жиль воспротивился этому. Все четверо пошли в левый неф и сели на скамью, откуда продолжали рассматривать монумент, и им казалось, что бесчисленные элементы барокко посмеиваются над ними.

— Все это абсурд! — сказал Паскаль. — Просто смешно! Пора кончать, Летисия…

С этими словами он с такой силой сжал запястье Летисии, что она едва не вскрикнула. И она снова почувствовала напряжение, объяснить которое нельзя было только их поисками. Ей стало не по себе.

Неожиданно снова заиграл орган. Это была «Пассакалья» в до минор. Органист еще не успел сыграть первые такты, как Летисию вдруг осенило. Она повернулась к Жилю:

— Пять нот! Это пять нот дают подступ к секрету! Аккорд уменьшенной септимы — символ смерти… для монумента!

Она вскочила, подбежала к главной кафедре церкви и поднялась на нее. Отец и Паскаль недоумевающе смотрели на нее, а Жиль подошел к скульптуре. Звуки «Пассакальи» вдруг смолкли, а через несколько секунд прозвучали пять первых нот королевской темы. Это Летисия заняла место органиста. Она сыграла всю тему, которая никогда еще не была исполнена ею так умело и драматично. Слишком форсированная, она словно бы не походила на самое себя, но было совершенно очевидно, что Летисия и не заботилась об эстетике музыки. Она сыграла пять нот синхронно, наполнив церковь разнозвучным аккордом уменьшенной септимы. Ее отец сделал вид, что он затыкает уши, а два туриста торопливо покинули церковь.

И перед неверящим взглядом Жиля монумент вдруг ожил. От резонанса скрытый механизм повернул коринфскую колонну слева. Два свитка упали на пол.

Лейпциг, наши дни

На секунду Жиль застыл, с недоверием взирая на свитки, выпавшие из тайника. Летисия оборвала игру и спустилась с кафедры, Паскаль и Жорж Пикар-Даван подошли к монументу.

Жиль наклонился и поднял два пергаментных свитка, перевязанных красной шелковой бечевкой.

С необычайными предосторожностями он развернул один из них. Это была написанная от руки партитура кантаты, которая называлась «Una Sancta Ecclesia».[156]Сверху, слева, были начертаны буквы SDG, Soli Deo gloria, а внизу, справа, подпись Иоганна Себастьяна Баха.

— Подпись его, в этом нет никакого сомнения, — прошептала Летисия. — Это неизвестная кантата. Она из числа той сотни кантат, которые так и не были найдены…

— Но почему она написана на латыни? — удивился ее отец. — Все кантаты Баха написаны на немецком…

— Исключение, наверное, как «Магнификат» или «Месса си-минор», — напомнил Жиль. — Но о чем нам это говорит?

Передав первый манускрипт Летисии, он осторожно развернул второй. Это был текст на немецком языке, тоже подписанный Бахом и датированный 29 мая 1729 года, но перевести его Жиль не смог. То же самое и с тем же результатом попытался сделать Жорж Пикар-Даван. Летисия предложила обратиться за помощью к экспертам «Архива Баха». Жиль с живостью одобрил это, а Паскаль воспротивился, считая, что не стоит так уж сразу рассказывать об их находке.

Они вышли из церкви, пересекли площадь и вошли в дом, где находился «Архив». Биргита встретила их несколько тревожным взглядом. Увидев в их руках какие-то бумаги, она спросила, что это, и, узнав, тотчас же решила присоединиться к их расследованию. Сначала она хотела положить манускрипты в надежное место и проконсультироваться с директором «Архива», но по настоянию Жиля согласилась сначала прочесть их сама. Она провела всех на второй этаж, в так называемый «летний зал», предназначенный для камерных музыкальных концертов, где находилась и копия инструмента эпохи Баха.

Биргита положила оба манускрипта на крышку инструмента и начала изучать партитуру.

— Да, это подлинная кантата Баха… Неизвестная… Но главное… Здесь что-то есть еще… О, это невозможно!..

На ее лице явно читалась тревога. Она отложила партитуру, чтобы прочесть текст второй рукописи.

Четверо французов жадно смотрели на нее, пытаясь догадаться, что там, в тексте, который она медленно, с трудом читает. Она тихо пробормотала несколько невнятных слов, из которых они поняли только одно: unmöglich — невероятно…

— Что там? — в нетерпении спросил Жиль. — О чем этот текст? Он действительно принадлежит Баху?

— Да, да… Безусловно, это его рука…

Биргита снова взяла манускрипт и внимательно перечитала его. Лицо ее было сурово. Закончив чтение, она долго сидела молча, не реагируя на многочисленные вопросы. Наконец она повернулась к Летисии.

— Бах обратился в католическую веру… Все сто исчезнувших кантат — католические. Осталась только одна… «Una Sancta Ecclesia»…

Четверо французов ошеломленно переглянулись. Наконец Летисия сказала:

— Секрет Баха… и последний музыкальный подарок…

Иоганн Себастьян Бах, которого всегда считали певцом лютеранской веры, обратился в веру католическую… Было из чего снова вспыхнуть религиозным войнам. Жорж Пикар-Даван высказал гипотезу, что Бах мог сделать это под чьим-то влиянием или же это просто шутка. Паскаль согласился с ним. Он подошел к Летисии, обнял ее.