Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер

Женщин в ходе войн, естественно, насиловали. Ливий (История Рима, XXXVIII.24)[78] рассказывает, что от изнасилования не были застрахованы даже самые знатные женщины. Во время военного покорения римлянами восточного кельтского племени тектосагов на севере Галатии (центральная нагорная часть современной Турции) удалось захватить в плен и поместить под стражу жену местного царя, «отличавшуюся необыкновенной красотой». Центурион, начальник стражи, был сластолюбив и жаден к добыче. Поначалу он пытался склонить женщину к добровольной близости, но, столкнувшись с сопротивлением, взял ее силой. Ливий пишет об этом случае как о вполне обыденном. Действительно, плененная царица теряла свой статус и низводилась до положения рабыни. Вероятно, автор и не упомянул бы об этом случае, если бы поруганная женщина на отомстила обидчику: последнего сгубила жадность. Он решил тайком от всех продать обесчещенную невольницу ее родным, а когда царевы слуги принесли в условленное место выкуп за свою госпожу, та на местном языке приказала им умертвить центуриона. Отсеченную голову насильника она затем предъявила своему мужу в доказательство того, что «отмстила за причиненное насилие». Ливий, очевидно, счел эту историю достойной включения в летопись по причине, во-первых, знатности пострадавшей, а во-вторых, не по-женски решительной расправы, которую она учинила над обидчиком. В реальности, конечно, множество женщин в завоеванных землях подвергались изнасилованию вражескими воинами, считавшими их вполне законным трофеем. Нетрудно догадаться, что немногим жертвам удавалось добиться какой-либо компенсации за бесчестие.

Несмотря на подобные бесчинства, римляне всё же требовали от своих солдат соблюдения некоторых стандартов цивилизованного поведения. Ливий, описывая войска карфагенян, противостоявшие римлянам во время Второй Пунической войны, особо подчеркивает вопиющее варварство и зверскую свирепость этих нелюдей из диких земель. Карфагенские войска были стянуты из самых дальних уголков мира, «от Геркулесовых столпов»[79]. Географическая удаленность от центра империи означала непонимание римских ценностей, и карфагенские наемники подходили под это определение: «солдаты, не знающие ни законов, ни правил человеческого общежития», не знающие даже человеческого языка. Дикарь Ганнибал сделал из них «совершенных зверей», научив — «стыдно сказать — есть человеческое мясо». Человек, родившийся в Италии, едва ли захочет видеть этих людей хозяевами. Даже в мысли вступить с ними в любой контакт есть что-то нечестивое (Тит Ливий, История Рима от основания города, XXIII.5)[80].

Разумеется, пропаганда, но весьма убедительная для своего времени.

Римлян приводили в неистовство и военные преступления против их легионов. В частности, в 9 году вероломные германские «союзники» завели римскую армию под командованием Квинтилия Вара в болотистый Тевтобургский лес, в окружение превосходящих сил враждебных племен, и вместе с ними устроили им здесь кровавую бойню. Разгром был столь чудовищным по замыслу и исполнению, что даже сам Август был крайне огорчен, бился головой о дверной косяк и повторял: «Квинтилий Вар, верни легионы!» (Светоний, Божественный Август, 23). Шестью годами позже, повествует уже Тацит, в Германию отправилась экспедиция под командованием Германика — с целью отдать последний долг павшим воинам. Поручение оказалось не из легких, поскольку место побоища находилось глубоко в тылу врага. Передовой отряд обследовал чащи горных лесов, наводил мосты и прокладывал гати через трясины и заболоченные луга, пока не наткнулся на лагерь Вара, а затем и на следы побоища. Здесь и там на солнце белели человеческие кости. Повсюду были раскиданы расколотые копья и конечности лошадей, а человеческие черепа были прибиты на видном месте к дереву. Здесь же можно было увидеть алтари, на которых германцы жестоко убили трибунов и главных центурионов. Немногие пережившие эту катастрофу показывали виселицы и ямы, использовавшиеся для истребления пленных. Затем прибыл и почитаемый войсками за цезаря Германик, чтобы первым бросить горсть земли на могилу павших (Анналы, I.60–62).

Тут становится понятным замысел и подтекст произведения. Показано, что молодой Германик полон пиетета к павшим товарищам, он отдает им долг чести. В то же время его многоопытный соперник Тиберий, который участвовал в той германской кампании, а теперь готовился стать преемником Августа, представлен более прагматичным. Тиберий не одобрял действия Германика: он считал, что негоже показывать воинам последствия этого масштабного разгрома, чтобы не деморализовать их и не вселить трепет пред врагом. Тиберий изображен грамотным полководцем, сосредоточенным на военном аспекте происходящего, но лишенным сакральных качеств, которыми, по мнению Тацита, должны обладать правители империи. Другое дело Германик, воистину великий римлянин, понимавший необходимость торжественного погребения останков и воздания должного памяти римских воинов, павших в результате страшного вероломства.

Жертвы среди мирного гражданского населения были неизбежны. Вероятно, никто не занимался его истреблением намеренно, но в арсенал военных действий, направленных на подавление сопротивления противника, входили приемы, бьющие по всем группам граждан. Уничтожение запасов продовольствия, к примеру, неизбежно вело к голоду и жертвам среди гражданского населения. Потерпев ряд поражений от войск Юлия Цезаря в открытых схватках, предводитель восставших галлов Верцингеториг решил полностью сменить тактику. Чтобы лишить наступающих римлян источников провианта и фуража, его конница уничтожала фермы и деревни, находившиеся впереди римских войск. Кроме того, он старался сжигать все города, которые могли захватить римляне (Юлий Цезарь, Галльская война, VII.14). Римляне также не гнушались целенаправленным уничтожением сельскохозяйственного производства на завоевываемых территориях. Объявляя войну, Рим открыто провозглашал вражескими не только армии, но и земли противника. Кроме того, при необходимости римские полководцы без колебаний использовали стратегию «выжженной земли» даже и на собственной территории, только бы воспрепятствовать продвижению вперед вторгшихся врагов.

Важнейшими мишенями при любом нашествии являлись города противника, а после захвата они нередко подвергались варварскому разграблению или полному уничтожению. Ливий описывает, как еще в 672 году до н. э. римские легионы стерли с лица земли италийский город Альбу, изгнав население и даже не позволив жителям захватить с собою ларов с пенатами. Улицы заполнили беженцы, многие плакали и стонали, проходя мимо храмов, находившихся теперь в руках римлян. Людям казалось, что сами боги захвачены в плен (История Рима, I.29).

Если город упорствовал в сопротивлении и его приходилось осаждать или брать приступом, то участь жителей после падения города обычно бывала совсем незавидной. Мужское население, как правило, истребляли, а женщин и детей угоняли в рабство. Сам город после разграбления сравнивали с землей, а принадлежавшие ему земли конфисковывали и основывали здесь новое поселение римских колонистов. В ту пору в городах проживала совсем небольшая доля населения, а их площадь не позволяла укрываться за крепостными стенами большому числу селян. Таким образом, стирая с лица земли вражеские города, римляне не преследовали цели этнической зачистки данных земель, а лишь обезглавливали местное население, лишая его политического руководства, богатейших членов общества, институтов государственности, символов суверенитета и храмов.