Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

— Мне придется начинать с ней все сначала, и, возможно, это к лучшему, — рассеянно заметил Марк. — Посмертное дитя, ты говоришь? Несчастный ребенок! Так никогда и не узнает своего отца!

Вот и вся реакция. Кассий Лонгин чуть не закричал во весь голос — так велико было облегчение, которое он почувствовал.

И вот теперь, шесть месяцев спустя, они с римлянином расхаживали по прихожей царицы, ожидая рождения ребенка. За прошедшие месяцы Марк воспользовался возможностью поухаживать за царицей, и она уже начала отвечать ему взаимностью. Сколько раз он видел их гуляющими по дворцовому саду! Сколько трапез разделила она с ним! Почти каждый вечер он ужинал с Зенобией и ее сыновьями. Юный царь и его брат поддались обаянию римлянина. Марк стал для них примером для подражания. Они восхищались им и уважали его взгляды, которые, как вынужден был признать Лонгин, практичны и здравы. Он не мог не думать о том, что произойдет, когда Зенобия произведет на свет ребенка и оправится от родов. Поглотит ли их снова та страсть, которая захватила их в ту единственную ночь?

Из спальни царицы послышались стоны, и римлянин побледнел.

— Недолго ей осталось мучиться, — произнес он.

— Откуда ты знаешь? — спросил Лонгин.

— Я — самый старший из четверых детей.

Из спальни послышался пронзительный крик, а потом — громкий плач. Зенобия натужилась в последний раз и выдавила послед. Потом обеспокоенно спросила:

— Как с сыном, все в порядке? У него нет изъянов? Юлия, протиравшая малыша подогретым оливковым маслом, на мгновение оторвалась от своего занятия и сказала:

— Твоя дочь безупречна, дорогая подруга. Это восхитительная маленькая красавица.

— Дочь? Я родила дочь? Ты, несомненно, ошиблась, Юлия. Взгляни-ка снова! Не может быть, чтобы я родила дочь!

— И все же это так, Зенобия. Но это еще не конец света. Зенобия откинулась на ложе. Она страшно устала, однако мозг работал четко. Баб, ее верная Баб, тем временем обмывала свою хозяйку.

— Какое счастье, что я вновь смогу растить маленькую девочку! — громко ликовала она. — У тебя уже есть два прекрасных сына, дитя мое. А дочь станет утешением на старости лет.

Она помогала поддерживать Зенобию, пока две горничные меняли белье на ложе царицы. Зенобия беспокойно попросила Юлию:

— Дай мне ребенка! Я хочу взглянуть на него. Она все еще никак не могла заставить себя произнести слово «ее», — — Одну минуту! — запротестовала Баб, вытирая свою хозяйку губкой, смоченной душистой водой.

Потом надела на нее свежую льняную ночную сорочку и помогла снова лечь в постель. Покрывала вокруг подвернули, и Баб с неумолимым видом стояла рядом, когда Зенобии подали питательный напиток. Царица выпила его с недовольной гримасой.

— Почему все, что полезно, имеет такой ужасный вкус? — спросила она, подавая Баб пустой бокал. — Ну, а теперь принесите мне ребенка!

Юлия приблизилась, баюкая запеленутый сверток, издававший тихие мяукающие звуки.

— Вот, взгляни, — сказала она, кладя ребенка на руки Зенобии.

Зенобия обратила взгляд на ребенка. Он не был похож ни на Вабу, ни на Деми. Потрясенная Зенобия пристально всматривалась в девочку. У нее голубые глаза, и их выражение казалось ей необычайно знакомым! Тут у нее закружилась голова, и она крепко прижала к себе ребенка. Сквозь мутную красноватую пелену до нее донесся чей-то голос:

— Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Я любил тебя в незапамятные времена и буду любить еще долго после того, как всякие напоминания о нас будут стерты с лица земли.

Голова прояснилась довольно быстро.

— Уберите ее прочь! — почти закричала она, протягивая сверток. — Прочь!

Ребенок начал плакать, то ли испугавшись звука ее голоса, то ли каким-то образом почувствовав, что мать отвергает его. Юлия быстро подхватила ребенка и со странным выражением взглянула на Зенобию.

Баб поспешила к царице.

— Что такое, дитя мое? Что случилось?

— Я не хочу ее! Я не хочу ее! Я рожаю для моего Ястреба сыновей, а не дочерей.

— Но этот ребенок — последнее дитя господина Одената. Несомненно, это самый драгоценный подарок для тебя, дитя мое, — сурово возразила Баб. — Что ты имеешь в виду, говоря, что не хочешь ее? Конечно же, ты не хочешь. У тебя были трудные роды, и это помутило твой рассудок.

— Унесите ее! — кричала Зенобия.

Баб кивнула Юлии, и они поспешно вышли из комнаты, оставив царицу в одиночестве. В душе Зенобии царило смятение. Голос, который она слышала, был голосом Марка Бритайна! Разрозненные образы в ее памяти начали соединяться в единое целое, когда она изо всей силы пыталась сконцентрироваться, стараясь отыскать ключ, который откроет эту тайну. Однако этот ключ все ускользал от нее, и все это в сочетании с тяжелыми родами привело к тому, что вскоре она в изнеможении заснула.

Когда несколько часов спустя она проснулась, была глубокая ночь. Слабое пламя отбрасывало мерцающие отблески на стены, потолок и пол. Наступила ранняя весна, и ночи стояли еще прохладные, и она натянула на себя покрывала. Она вспомнила. Она вспомнила все о той жаркой июльской ночи, когда умер Оденат. Она вспомнила, с какой готовностью отдалась Марку Бритайну и какую нежную, страстную, дивную любовь он подарил ей.

«Я люблю тебя, — сказал он тогда. — Я всегда любил тебя. Я любил тебя в незапамятные времена и буду любить тебя еще долго после того, как всякие напоминания о нас будут стерты с лица земли».

Какая сокрушительная сила была в этом обязательстве! Ребенок, несомненно, его. Эта девочка никак не может быть дочерью Одената. Знает ли он об этом? И, что еще важнее, кто еще об этом знает?

— Адрия! Адрия, проснись! — крикнула она девушке-рабыне, которая спала на полу у подножия ее ложа.

Девушка неловко поднялась на ноги, протирая со сна глаза.

— Да, ваше величество! Чего желаете?

— Приведи сюда старую Баб, — приказала Зенобия. — А потом еще Кассия Лонгина. Поспеши, девушка!

Рабыня выбежала из комнаты.

Зенобия на несколько минут заставила себя выкинуть все эти мысли из головы. Потом дверь ее спальни открылась и поспешно вошла старая Баб. Она спросила:

— Как ты себя чувствуешь, дитя мое? Что случилось?

— Я послала за Кассием Лонгином, — ответила Зенобия. — Когда он придет, мы поговорим. Посмотри, не задержался ли кто-нибудь возле моей двери. Нас никто не должен слышать. Ты понимаешь?

Баб кивнула.

Дверь снова открылась, и вошел Кассий Лонгин, слегка заспанный.

— Ваше величество? — произнес он.

— Адрия, мне нужно поговорить с ними наедине. В эту ночь ты мне больше не понадобишься. Ступай в комнаты прислуги и ложись спать.

— Слушаюсь, ваше величество, — ответила девушка и вышла прочь из комнаты.