Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

Баб оставила дверь спальни открытой и удостоверилась, что девушка покинула прихожую. Охрана при входе в апартаменты не позволит никому другому войти сюда. И она снова повернулась к Зенобии.

Царица перевела взгляд с Кассия Лонгина на Баб.

— Этот ребенок — не от Одената, — сказала она, наблюдая за их реакцией.

— Как бы то ни было, — быстро ответил Лонгин, — похоже, никто не сомневается в его отцовстве, ваше величество. Кроме того, маленькая царевна все равно никогда не сможет унаследовать трон, так что династия останется незапятнанной.

— Вы с самого начала обо всем знали, вы оба, — сказала Зенобия.

— Да, я знал. Баб тоже подозревала, хотя и надеялась, что ее подозрения окажутся беспочвенными. Но мы с ней сопоставили факты и пришли к общему мнению — ребенок не от Одената.

— А он знает?

— Нет, — ответил Лонгин. — Лучше, если он не будет знать об этом.

— Значит, вы подумали, что так будет лучше? Ее тон был холоден, но он не испугался.

— То, что произошло, результат потрясения, которое вы испытали в связи со смертью царя. А потом этот инцидент исчез из вашей памяти. Я не мог рассказать вам правду из страха, что это подвергнет опасности ваше здоровье и здоровье вашего ребенка. Вы — царица Пальмиры. Вот для чего вы родились на свет, вот в чем ваше предназначение! Я не знаю, сможет ли он с готовностью принять этот факт, если вы станете любовниками.

— Не вам принимать такое решение! — в ярости воскликнула Зенобия.

— Вы не можете сделать этого! — парировал он. — Я всего лишь стремлюсь защитить вас и юного царя! Неужели вы действительно готовы пожертвовать всем ради любовника? Я так не думаю, ваше величество. Вы, может быть, и любите его, но самое первое и самое главное — это то, что вы — Зенобия, царица Пальмиры!

— А разве нельзя иметь и то, и другое? Ее глаза наполнялись слезами.

— Это зависит от Марка Бритайна, ваше величество. Вы, я знаю, способны и любить, и править одновременно. Но вот ему придется любить вас, несмотря на то что вы царица. Не думаю, что он поведет себя разумно, ваше величество.

— Но он должен знать, что Мавия — его дочь, — сказала Зенобия.

— Мавия? — воскликнули оба.

— Да, моя дочь. Я решила назвать ее Мавией, — ответила царица.

— Неужели действительно необходимо сказать ему об этом? Кассий Лонгин выглядел расстроенным.

— Ох, Лонгин, ты слишком беспокоишься, — мягко произнесла Зенобия. — Я не могу утаить от него это, а кроме того, она похожа на него: волосы, глаза…

— У всех новорожденных детей голубые глаза, — с надеждой сказал Лонгин.

— Но не такого оттенка. Глаза у Мавии такие же голубые, как у ее отца, и у них то же выражение.

— Но он не сможет публично признать ее. Даже сейчас еще найдутся люди, которые станут дискредитировать вас и лишат регентства.

— Не сомневаюсь, что Марк так же, как и мы, позаботится о безопасности Мавии, Лонгин.

Она повернулась к старой Баб.

— Марк Бритайн был здесь, во дворце, сегодня ночью?

— Да, дитя мое. Он и сейчас еще спит в своих апартаментах.

— Приведи его сюда тайно. Баб. Когда он благополучно доберется, ты должна принести мне дочь.

— Хорошо, — старуха поспешно вышла.

— Каковы ваши планы? — спросил Лонгин.

— Он должен признать ее своим ребенком в вашем присутствии и в присутствии Баб. Если со мной когда-нибудь что-то случится, то Марк должен позаботиться о своей дочери вместо меня. Вы, несомненно, поддерживаете это решение?

Лонгин кивнул.

— Вы мудры, ваше величество.

— Лонгин, вы — мой самый верный друг! Что бы я делала без вас?

— У вас никогда не будет причин сомневаться во мне, ваше величество, — пылко произнес он. — Я всегда буду служить вам! Дверь спальни отворилась, чтобы впустить Марка Бритайна. Его подняли с постели сонного, и он успел накинуть только короткую тунику. Его взгляд с тревогой остановился на ней:

— Оставьте нас, Лонгин! Подождите снаружи вместе с Баб.

Я вас позову, когда вы понадобитесь.

Лонгин вышел, даже не обернувшись, и услышал, как дверь закрылась за ним. Марк медленно приблизился к кровати, где лежала Зенобия, опираясь на подушки. Его взгляд не отрывался от ее лица, и сердце с надеждой подскочило в груди, когда он услышал, как она произнесла нежным голосом:

— Я помню, Марк. Я все помню! Он не знал, что сказать, и тогда она похлопала по своей постели, побуждая его сесть рядом с ней.

— Я помню, — повторила она, — и ни о чем не жалею.

— Значит, мои молитвы услышаны, любимая, — сказал он.

— Это твой ребенок.

— Что?!

Его лицо выразило одновременно и потрясение, и удивление, и невероятный восторг.

— Как это?

От смеха она прикусила губу.

— Неужели ты не знал? — слегка поддразнивала его она.

— Я хочу сказать, почему вы уверены в этом?

— Я не была с Оденатом много месяцев, мой дорогой. Мавия — такое имя я выбрала для нашей дочери — зачата в ночь смерти Одената. Разумеется, ты не сможешь официально признать ее, Марк. Мои враги использовали бы такие сведения, чтобы уничтожить мою династию, а я не могу позволить, вернее сказать, не допущу, чтобы это случилось! Однако признаешь ли ты ее в присутствии верной Баб и доброго Лонгина, как признал бы настоящий отец-римлянин?

Эта просьба была просьбой и царицы, и женщины одновременно. Дочь! У него есть дочь!

— Я признаю ее, любимая, — сказал он.

— Спасибо, Марк, — ответила она. — Я знаю, это нелегко, ведь все будут думать, что это дитя Одената.

— Могу я увидеть ее?

— Только если поцелуешь меня, Марк Бритайн. Видишь, я действительно ужасная женщина, потому что хочу взыскать с тебя штраф за то, что должно было бы быть твоим правом!

Неторопливая улыбка осветила его черты. Большой рукой он взял ее за подбородок, в то время как пальцами другой руки нежно погладил ее по щеке. Она отдалась его ласке, а он гладил ее по ее векам, по носу, по высоким скулам, прикоснулся к ее нежным, как лепестки, губам. Она поцеловала кончики его пальцев. Потом он опустил голову, и его губы прижались к ее губам. Ласка, которую они дарили друг другу, исторгла слезы из ее глаз. Почувствовав на ее щеках влагу, он поднял голову и пристально взглянул ей в глаза.

— Любимая, почему ты плачешь?

— Ох, Марк, встречал ли ты когда-нибудь женщину, которая плачет от радости? Я так счастлива!

— Ты любишь меня, Зенобия?

— Да, я люблю тебя, — сказала она без колебаний.