Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

Зенобия, разум которой внезапно прояснился, слышала удары его сердца.

— Ты уже проснулся? — нежно прошептала она.

— Нет, это невозможно, потому что если я проснулся, значит, я в раю, — ответил он.

— Я люблю тебя, — произнесла она.

— Нет, — сказал он в ответ. — Это я люблю тебя! Приподнявшись на локте, она пристально посмотрела на его лицо, словно высеченное из камня.

— Я помню, как в ту нашу первую ночь думала, что ты — тот, кого я ждала всю жизнь, и я не могла понять этого. Как же я могла любить моего Ястреба и все же так быстро влюбиться в тебя? Я и до сих пор не понимаю этого, — сказала она.

— Разве не твой отец устроил твое замужество?

— Да.

— Значит, от тебя ждали, что ты выйдешь замуж за Одената, и точка, раз дело касалось твоей семьи. Скажи, если я не прав. Он — первый мужчина, который вошел в твою жизнь, за исключением отца и братьев. Он — первый мужчина, который любил тебя. Он был умен, чувствителен и нежен. Он обожал тебя и предпочитал всем остальным женщинам, даже отказался ради тебя от своей наложницы. Разве это не так?

— Да.

— Так как же могла чувствительная женщина не ответить ему взаимностью? Знала ли ты, что такое любовь, любимая? И понимаешь ли ты это теперь?

— Моя любовь к Ястребу была детской любовью, — медленно произнесла она. — Точно такой же, какую я испытывала к отцу и братьям. Он разбудил мое тело, это правда; но я никогда не чувствовала к нему того, что чувствую к тебе. Однако это тоже смущает меня. Я помню., что на протяжении всей моей жизни моя мать до самой своей смерти постоянно рассказывала мне о том, как они встретились с моим отцом и мгновенно влюбились друг в друга, они поняли, что им суждено быть вместе. Она не колебалась, выходить ли ей за него замуж или нет, хотя его жизнь, жизнь бедавийского вождя, очень отличалась от ее жизни богатой александрийки.

Она нежно отвела с его лба взъерошенный локон каштановых волос. Взяв ее руку, он поцеловал ее, а потом прижал к своему сердцу.

— Нашу первую встречу едва ли можно назвать любовью с первого взгляда, — продолжала она. — О да, Марк, я хорошо помню это, хотя до сих пор никогда не говорила об этом! Мы встретились на рассвете на дороге в пустыне, и я была безжалостно груба с тобой. О, мой дорогой, страдания, связанные со смертью моей матери, все еще живут во мне, они здесь, близко.

Слезы брызнули из ее глаз, когда она вспомнила то ужасное утро, когда римские наемники жестоко набросились на ее красавицу-мать, изнасиловали и убили ее.

Он заключил ее в объятия.

— Не надо, любимая, — убеждал он.

— По-настоящему я ни разу не говорила об этом с того самого дня, Марк. Я рассказала отцу о том, что случилось, а после этого попыталась выбросить эти видения из головы. Но я так никогда и не смогла ничего забыть. Они воспользовались ее телом, и потом перерезали ей горло. Возможно, они оказали ей благодеяние. Не думаю, что она смогла бы потом жить с этим стыдом. Голубоглазые римляне! Это были голубоглазые римляне! Когда мы с тобой встретились, ненависть все еще кипела в моем сердце.

— Ненависть противоположна любви, любимая моя. С той самой минуты, когда я впервые увидел тебя, я пропал. — Он усмехнулся. — Ты была такая маленькая злючка, что мне захотелось стащить тебя с лошади и целовать этот сердитый маленький ротик до тех пор, пока он не станет податливым и нежным. Однако я знал, что вскоре тебе предстояло стать женой князя этого города. Я желал тебя тогда, и теперь, обладая тобой, я все еще желаю тебя!

Ее прекрасные серые глаза, в которых плясали крошечные золотые огоньки, заглянули глубоко в его сапфирово-голубые глаза.

— Ты любил меня все эти годы, Марк, а я ничего не знала об этом. Я любила тебя, но никогда не осмеливалась открыто взглянуть в лицо этой любви.

— Однако в ночь смерти Одената ты охотно пошла ко мне, любимая. Словно бы твоя душа поняла то, что твой рассудок так и не осмелился понять.

— Мне следовало бы стыдиться, однако я не испытываю стыда. Мой муж лежал мертвый, а я отдалась другому мужчине, — тихо сказала она.

— Ты находилась в шоке, любимая. Без малейшего раздумья и не заботясь о себе, ты немедленно взяла на себя ответственность и тем самым спасла Пальмиру от гражданской войны.

— Я даже не помнила об этом. Все эти месяцы, пока я носила Мавию, я верила, что это дитя Одената. А когда впервые увидела ее и все вспомнила, то отвергла ее.

— Нет, Зенобия, ты не отвергла нашего ребенка. Увидев ее впервые, ты испугалась и смутилась, потому что память начала возвращаться к тебе. То, что ты отвергала — так это возможность недостойного, на твой взгляд, поведения.

Она придвинулась и устроилась поудобнее в его объятиях.

— Я люблю тебя, Марк Александр Бритайн, и по какой-то причине, которую не могу понять, ты отвечаешь мне взаимностью. Оставайся со мной, мой дорогой. Будь моей опорой, моей крепостью и убежищем в этом мире. Будь моей любовью и никогда не покидай меня!

— Я никогда не покину тебя, Зенобия, — пообещал он. — Ты — моя жена, моя любимая жена, и пока ты желаешь меня, я останусь рядом с тобой.

— Значит, ты должен оставаться со мной целую вечность, Марк. Вечность и еще дольше!

— Ты поставила передо мной не слишком неприятную задачу, любимая, — сказал он и, нагнув голову, слегка прикоснулся губами к ее губам.

Ее руки обвились вокруг него, и она прошептала, прильнув к его дивным губам:

— Тогда мне придется кое о чем подумать, мой дорогой, и не бойся, я подумаю!

— С тобой нелегко будет жить, не правда ли? — поддразнил он ее.

— Нет! — сказала она, и улыбка озарила ее черты. — Но подозреваю, и с тобой тоже непросто, мой дорогой!

Солдат-император Галлиен обдумывал письмо, которое он получил от Антония Порция Бланда вскоре после известия об убийстве Одената. Он хотел послать на Восток военного губернатора, но старый Антоний Порций, которого он помнил как верноподданного человека, уверял, что молодая царица Зенобия все держит в руках и что она уже назначила командиром восточных легионов бывшего преторианского префекта [10]. Марка Александра Бритайна.

Семья Александров хорошо известна здесь, в Риме. Марк — старший сын. Многим казалось забавным, что Александры придерживаются старых традиций законопослушности, честности, трудолюбия и благочестия перед богами, но Галлиен благодарил самого Юпитера за то, что тот послал ему таких замечательных подданных. С Марком Александром восточная граница будет в безопасности, и даже сенат в редком порыве доброй воли одобрил его назначение.

Чувствуя себя уверенно, Галлиен отправился в поход, чтобы подчинить готов, которые снова совершили набег на, римскую территорию. К несчастью, его отъезд побудил его полководца Авреола, командовавшего кавалерией в Милане, поднять бунт. Галлиен поспешил обратно, чтобы осадить Милан. Но едва он оказался там, как был убит группой недовольных полководцев. Они выдвинули в качестве нового императора Клавдия II. Тот быстро победил Авреола, казнил его, а потом возглавил успешную военную кампанию против германских племен. Восточная империя была забыта.