Любовь-нелюбовь - Анхела Бесерра

Попросив Эстрелью закрыть глаза, Мартин подвел ее ко входу на мост Сант-Анжело. Открыв глаза, Эстрелья увидела перед собой десять огромных ангелов Бернини, стоящих по обеим сторонам моста и словно благословляющих каждого, кто входит в замок Святого Ангела.

С этой минуты в Эстрелье с новой силой вспыхнула давняя страсть, и в течение всей поездки она старалась не пропустить ни одного ангела, и не только любовалась ими, но и приобретала их где только можно.

Мост Сант-Анжело был началом "Дороги ангелов".

Далее они следовали указаниям официанта из английской чайной: зашли в собор Святого Петра, где их благословили несоразмерно пропорциональные херувимы.

Парадоксально, но, несмотря на отсутствие всякого чувства меры у создателей собора, нагромождавших одну великолепную деталь на другую, эти колонны, алтари и скульптуры были прекрасны и даже соразмерны.

Долгие часы провели Мартин и Эстрелья, разглядывая алтари, усыпальницы и часовни. Забыв обо всем, вглядывались в "Пьету" Микеланджело. Горели свечи, и запах воска и ладана напомнил им о тайных встречах в часовне Ангелов-Хранителей. Они поняли, что, как бы ни хотели увидеть за один день как можно больше, им не справиться с потоком впечатлений — для этого требуется много времени. И все же, уже пресытившись красотой, они решили продолжить пир и отправились не куда-нибудь, а прямиком в Сикстинскую капеллу. Там они дождались, пока вышла толпа увешанных фотоаппаратами и кинокамерами японцев, и, воспользовавшись суматохой, юркнули внутрь, не замеченные охраной.

Они остались в капелле наедине с великим творением эпохи Возрождения. Никогда прежде Мартин не видел ее такой сияющей и живой — раньше ему мешал дым свечей и пыль веков. Он был поражен. Это место несло в себе удивительную энергию. Мартину пришла в голову мысль улечься вместе с Эстрельей на пол, чтобы оранжевые, розовые, нежно-зеленые, ослепительно-желтые и победно бирюзовые потоки пролились прямо на них.

Свод капеллы являл собой сплав жестов, выражений, рук, туник, гнева, любви, грозных приказов, указующих перстов и свитых в кольца змей. Боги творящие и разрушающие, отпускающие вину и карающие. Рука гениального мастера поместила на гипсовом небе все земные пороки и добродетели.

Зачарованные зрелищем, Мартин с Эстрельей впали в странную летаргию — глаза заволокло пеленой, руками было невозможно пошевелить. А из алтаря за ними наблюдал неумолимый Высший Судья, который выносил приговоры со стены — высоко подняв руку, грозя наказать их обоих за святотатство.

Когда они пришли в себя, вокруг слышались стоны, жалобы, звуки трубы и плач. В церкви было темно, и осужденные мучиться в аду грешники бросались в ноги Судье, моля о жалости. Некоторые из них пытались бежать, преследуемые нечистью. Напуганных Мартина и Эстрелью ангелы привели пред очи Судьи, который, перечислив совершенные ими грехи — измены, ложь, любовные встречи в доме Божьем, — осудил их гореть вечно в адовом огне. Эстрелья вопила от ужаса, стараясь освободиться от железной руки, подталкивавшей ее к отвратительной лодке, полной грешников. Кричала, что, когда познакомилась с Мартином, не знала, что он женат, и валила всю вину на него. А самого Мартина в это время тащили в темноту, вместе с визжащей и смердящий толпой, подгоняемой трезубцами, спотыкавшейся и падавшей. Оглушающий рев труб возвестил об окончании этого суда и начале следующего. Жара и духота становились все сильнее по мере того, как лодка опускалась глубже, и в конце концов Мартин с Эстрельей начали громко отрекаться от своей любви, раскаялись в том, что ласкали друг друга столько вечеров и ночей, что встречали вместе рассветы, горько пожалели о том, что встретились тогда в парке Вздохов, страстно захотели вернуться к прежней одинокой, скучной и монотонной жизни в родной Гармендии. Уже почти задыхаясь, в панике они предприняли последнюю попытку избежать наказания: взявшись за руки, бросились с лодки в пустоту, отчаянно пытаясь найти какую-нибудь дверь, что выведет на свободу, но ангелы тьмы, заметившие их бегство, бросились в погоню. Держась за руки, задыхаясь, они на ощупь искали выход — шлепали ладонями по стенам, которые почему-то вдруг стали белыми и гладкими, а все былое многоцветье красок куда-то вдруг исчезло.

Мартин ругал себя за глупую идею остаться с Эстрельей в церкви. Он не понимал, что происходит, одно было ясно: надо бежать. Внезапно из темноты появилась прекрасная сивилла в зеленых и охряных одеждах, взяла их за руки и подвела к огромному окну, откуда Мартин и Эстрелья, ни секунды не раздумывая, ринулись наружу.

Уже во второй раз Мартин видел настолько яркий сон, что принимал его за действительность. И каждый раз, когда это случалось, рядом была Эстрелья.

Впервые это произошло на пляже в Агуалинде, где Мартину показалось, что он увидел резвящуюся нереиду, встретить которую было мечтой его детства. А сейчас усталость после трансатлантического перелета породила страшную фантазию, от которой он, как ни хотел, не мог избавиться.

Мартин понимал, что спит, но, как ни старался, никак не мог проснуться. Тело его испытывало ужасное ощущение падения, в конце которого Мартина ждала неминуемая смерть. Он пытался открыть глаза, чтобы прекратить это падение, но не мог. И лишь когда до земли оставались считанные метры, Мартин приподнялся с пола. И проснулся. Он задыхался, пот катился с него градом. Свод капеллы был таким же, как и раньше. На стены уже падали вечерние тени. Спящая спокойным глубоким сном Эстрелья была особенно прекрасна.

Нужно было уходить до наступления ночи. Мартин поцелуем разбудил Эстрелью, и они начали искать выход. Но все двери оказались заперты. Они в прямом смысле были в плену у искусства.

Фьямме деи Фьори о путешествии Мартина Амадора и Эстрельи Бланко стало известно в тот же день, когда это путешествие началось: Альберта не смогла удержаться и позвонила Фьямме на работу, чтобы уведомить ее обо всех деталях. Рассказала, что Мартин с Эстрельей отправились в Италию и что билеты у них только в один конец. Что они намереваются посетить Тоскану, пожить в чудесных гостиничках прелестных приморских городков. Альберте все это было известно, потому что организацией поездки занимался один из ее друзей.

Для Фьяммы новость была как жестокий порыв ветра, задувший слабый огонек надежды в ее сердце. В глубине души она надеялась, что их с Мартином брак еще можно спасти, но ждала, пока муж первым попросит прощения. Она скучала по нему, сама не понимая почему. Возможно, это был животный инстинкт: когда другая женщина отняла у нее любовь мужа, она начала бороться за эту любовь. У нее, не спросив разрешения, увели мужчину. А может быть, любовь к мужу вспыхнула с новой силой, потому что были задеты гордость Фьяммы и ее чувство собственного достоинства?

Звонок Альберты показал, что надеяться больше не на что. Фьямма попросила подругу никогда больше не упоминать даже имени ее бывшего мужа. Она решила с корнем вырвать его из своей жизни.

Фьямма совсем перестала ходить куда-нибудь и целиком погрузилась в работу, не только не испытывая от этой работы удовольствия, но почти ненавидя ее. Вечерами и ночами она вспоминала свою жизнь с Мартином и думала о том, что делают сейчас ее бывший муж и Эстрелья. Она не подходила к телефону — не хотела притворяться, что ничего не происходит, с деланым спокойствием отвечать на вопросы и интересоваться чужими делами, которые ее совершенно не интересовали. Она снова и снова перелистывала старые альбомы с фотографиями, пытаясь в них отыскать причину случившегося. Она то ненавидела бывшего мужа, то сгорала от любви к нему. Просыпаясь ночью, она искала его в постели, а не найдя, начинала перечитывать стихи, которые он посвящал ей когда-то в далекой молодости. Она разыскала пылившиеся на чердаке фотографии, которые они сделали вместе, когда пытались поймать объективом прекрасные мгновения. И оклеила этими фотографиями все стены в спальне.