Лето быстрых перемен - Николай Рябов

Я молча кивнул в знак согласия.

– О сделке со Швейцарией можно было узнать месяца четыре назад? – спросил я и Свиридов подтвердил такую возможность.

– За хорошие деньги в Москве можно купить и не такую информацию. Думаю, этот теледиктор тоже был неплохо осведомлён, когда предлагал мне бумаги!

Время близилось к восемнадцати часам, и мы повернули к выходу из парка, где меня должен был ждать Маркелов.

На обратном пути Свиридов сообщил ещё одну любопытную деталь.

– Подписание соглашения со швейцарцами намечается через две недели. Поэтому Гнедин и его команда сделают всё, чтобы в ближайшие десять дней отмыть репутацию «Цитадели» до зеркального блеска.

– И мы им в этом поможем! – пообещал я с серьёзнейшей физиономией и, глядя на меня, Свиридов рассмеялся. Впервые за время нашего знакомства.

Я опасался встречи с Гнединой и, вместе с тем, надеялся на неё, потому что знал исключительную роль Елены Константиновны во всей этой непростой и, как оказалось, довольно взрывоопасной истории. В моём положении, любая оплошность грозила, черт знает какими последствиями, и я совсем не был уверен в том, что встреча с банкирской супругой абсолютно оправданна и не окажется для меня самоубийственной ошибкой.

Тем не менее, после разговора со Свиридовым я принял решение, и теперь оставалось лишь придумать, как именно и когда осуществить задуманное.

Еще в пору слежки за Гнединой, мне хорошо запомнилось, что в определённых вопросах Елена Константиновна проявляла завидное постоянство, регулярно занимаясь одним и тем же делом примерно в одно и то же время дня. Прежде всего, это касалось посещения бассейна на Рублёвском шоссе, куда у неё, имелся соответствующий абонемент.

Помимо спортивных привычек, у Елены Гнединой с годами выработалась ещё одна, чисто женская склонность, которая, почти не требовала от неё физических усилий, но которой, как и в случае с тренировками, Елена Константиновна постоянно уделяла внимание. Речь идет о салоне красоты «Изабель», расположенном в двух шагах от Яузских Ворот на пересечении Солянки и Яузского бульвара, который гнединская супруга навещала в послеобеденное время буквально через день.

Когда я решился на встречу, вариант с «Изабель» сразу показался мне более привлекательным, прежде всего потому, что, в отличие от «Царства Нептуна», названный салон располагался в относительно малолюдном месте и, в случае чего, там было намного проще обнаружить хвост. Кроме того, после посещения своего парикмахера, Елена Константиновна обычно час, а то и больше, неспешно гуляла по бульвару и Москворецкой набережной или же шла в «Иллюзион», чтобы посмотреть там фильм и попутно продемонстрировать публике новую прическу или очередной наряд.

В понедельник я намеренно приехал к месту своей будущей охоты у Яузских Ворот пораньше и затем битых полтора часа околачивался неподалеку от салона, высматривая среди проезжающих автомобилей знакомую серебристую красавицу Гнединой. К счастью, денёк был прохладным, и не пришлось обливаться потом на солнцепёке.

«Брабус» прикатил на Солянку только без двадцати три, и в течение следующих пяти минут, пока Елена Константиновна парковала машину и затем гордо вышагивала в сторону нежно-голубых витрин «Изабель», я успел убедиться, что она совершенно одна и, что в пределах видимости вокруг неё, нет ни единого подозрительного субъекта.

Следующий период ожидания растянулся на бесконечных два часа, которые я провёл, как на иголках, ежеминутно посматривая через дорогу на мраморное крыльцо с ажурным чугунным козырьком над входом и выглядывая там стройную фигурку в брючном костюме из терракотового крепдешина.

Когда Гнедина, наконец, покинула этот оазис красоты, я уже успел не один раз мысленно побеседовать с ней по самым главным вопросам и теперь тупо разглядывал вывески на соседних зданиях.

Она легко спустилась по ступеням и, мельком глянув по сторонам, направилась к автостоянке, а я пошел тем же курсом по своему тротуару, издали любуясь её грациозностью.

Я окликнул Гнедину вблизи стоянки и, когда женщина оглянулась, подошёл к ней и представился.

Стоило определённых усилий забраться во внутренний карман пиджака, чтобы достать удостоверение, которое я затем протянул банкирской супруге.

Елена Константиновна лишь мельком взглянула на документ, и кивком подтвердила, что вполне удовлетворена этим формальным доказательством моего статуса. Вероятно, мой внешний вид лучше всего убедил её в том, что моя профессия связана с экстремальными ситуациями и, следовательно, я вполне могу быть детективом.

– Я разыскиваю Игоря Ковалёва, – негромко сообщил я, мысленно гадая, какую реакцию вызовет у собеседницы это известие.

Гнедина почти не изменилась в лице, если не считать подобия улыбки, которая на мгновение тронула её красивые, напомаженные губы.

– Меня мало интересует этот человек! – холодно откликнулась она, с вызовом глядя мне в глаза.

Не скажу, что ответ Елены Константиновны меня очень удивил.

– Тем не менее, хотелось бы уточнить у вас некоторые вопросы, – продолжил я, не опуская взгляда.

Размышляя, Гнедина слегка потупилась.

– Можно узнать, кто его разыскивает? – поинтересовалась она через минуту, вероятно, уже приняв решение.

– К сожалению, это тайна моего клиента, – вежливо пояснил я, и Гнедина кивнула.

– Мы не разговаривали с Ковалёвым девять лет, так что вряд ли смогу быть вам полезной! – заявила она, явно полагая, что этот довод отобьёт у меня желание продолжать разговор.

Я её разочаровал.

– Удивительное дело, но все, кто когда-либо знал Игоря Ковалёва, видели его последний раз ещё лет девять назад в Новограде! – громко посетовал я, взмахнув своим тяжелым и ужасно нелепым гипсом. – За эти годы он ни разу не навещал там своих родственников и, ни разу не встречался с армейскими друзьями, с которыми до отъезда в Москву регулярно виделся! Более того, по своему столичному адресу, который Игорь указал при выписке, и который потом мне дали в новоградском паспортном столе, Ковалёв не прожил ни единого дня!!!

Конечно, для усиления эффекта я мог бы сказать ей ещё и про троюродного братца пропавшего Ковалёва, но решил с этим повременить.

– Я видела Игоря нынешним летом. По-моему, двенадцатого июня, – как можно равнодушнее сказала Елена Константиновна, но в эту минуту в её голосе было всё, кроме равнодушия.

После такого признания, моё сердце едва не выпрыгнуло из груди от волнения.

– Как это произошло? – я тоже попытался скрыть свои подлинные эмоции и, в отличие от Гнединой, мне это почти удалось.

Вместо ответа, женщина оглянулась по сторонам и, заметив в начале бульвара несколько свободных лавочек, предложила присесть.

Когда через пару минуту мы удобно устроились на лавке, Елена Константиновна, наконец, ответила на мой вопрос.