Знак Сокола - Дмитрий Хван

«Адлер» в сопровождении курляндской шнявы вернулся только на третью неделю. Исколесив всю Курляндию, Кузьмин с Виллемсом, благодаря протекции самого герцога, закупили десяток двенадцатифунтовых корабельных и пять шестифунтовых крепостных пушек. Две дюжины голландских мушкетов пополнили арсенал замкового гарнизона. Было закуплено достаточное количество свинца, зарядов к пушкам и множество бочонков пороху. Нанято почти две сотни солдат и пушкарей. Влетело всё это, конечно, в копеечку. Но дело того стоило, ведь Аренсбург до сего момента был практически безоружен. Но теперь было чем встретить шведа.

Разгрузку проводили глубокой ночью, при свете факелов, заранее оцепив местность верными немцами. В течение ближайшего времени немногочисленные мастеровые Аренсбурга и ближних селений были заняты на производстве пушечных лафетов.

Владиангарск

Конец ноября 7151 (1643)

Приезд Карпинского оказался сродни эффекту разорвавшейся бомбы. Во-первых, он привёз едва ли не убийственный для экономики Ангарии датский заказ на мушкеты. А во-вторых, в княжестве появились датские корабелы, немецкие каменщики и курляндские поселенцы. Русских переселенцев, кроме нижегородцев, Карпинский на сей раз не привёл. Виной тому был отказ Москвы от дальнейших караванов с переселенцами, набираемых по принуждению. Послу Ангарии едва разрешили проезд с нижегородцами, которых пришлось оформить как людишек, набранных в Курляндии.

Но были и иные положительные моменты, помимо некоторого пополнения княжества людьми и специалистами. Вручая Петру грамоты от Михаила Фёдоровича, лично голова Посольского приказа думный дьяк Фёдор Лихачёв объявил, что государь московский определил посольским и торговым людям Ангарии просторный терем на Варварке, недалеко от Английского двора.

Карпинский, после того как его подопечные прошли миграционный контроль и баню, сдал их на руки майору Ярошенко, начальнику пограничной стражи, и отправился к владиангарскому воеводе. Ярослав встретил его на крыльце, по-дружески приобняв.

— Давай, Пётр, проходи! Чайку с последней поставки уже заварили, — грохотал на радостях воевода. — Рассказывай, что там, в Москве, делается, жуть как интересно!

Карпинскому пришлось долго пересказывать свои приключения Ярославу, который, то и дело перебивая, задавал десятки вопросов и каждый раз с неподдельным интересом слушал ответ. Выдохся он на втором часу общения, когда подали ужин. Тогда Онфим, бывший помощник Карпинского в Енисейске, начал читать царские грамоты. В бумагах помимо заверений в дружбе и добром соседстве с княжеством Ангарским было и требование царя отпустить пленённого на реке Зее людьми князя Сокола охотского воеводу Дмитрия Епифановича Копылова, что напал на Зейск вместе с Москвитиным. В другой грамоте была уже просьба Михаила Фёдоровича прислать тех пушек, что под Зейском палили. Петренко, слушая Онфима, то и дело хмыкал и покачивал головой.

— Никак, Москвитин рассказал самодержцу о наших пушках? Понравились они ему, видать!

— Меня больше удивляет другое, — проговорил Карпинский. — Людей он присылать не желает, а пушки ему подавай!

— Ага! Это я тоже заметил. — Петренко, отодвинув в сторону занавесь, посмотрел в окно. — Вон твои вестар-байтеры в столовую уже пошли. Как им пароход, кстати?

— Нормально, — пожал плечами Пётр. — Поначалу шумели, кое-кто хотел обратно на берег сигать. Еле успокоили, да и казачки енисейские помогли, никого назад не пускали.

Скоро Ярославу надо было выходить на связь с Соколовым, чтобы доложить об успешном возвращении посла и набранных им в Европе людей. Первый доклад Петренко, о прибытии Карпинского в Енисейск, наделал немало шороху.

Ангарск. На следующий день

Известие о плате за европейскую факторию на Эзеле, определённой королём Дании в пять сотен мушкетов, поначалу повергло Соколова, да и не только его, в ступор. После чего последовали поистине лихорадочные действия в Железногорске. На осенне-зимний период был объявлен аврал. Да, заказ обескуражил, и поначалу многие, в том числе и Соколов, предлагали для датчан делать гладкоствольные ружья, так как их изготовление занимает меньше времени и они менее трудозатратны, потому как нарезку ствола, на которую тратится наибольшее количество человеко-часов, выполнять не нужно. Да и цех, где производили гладкоствольные ружья для охотничьих нужд, можно было при желании расширить. Гладкоствольными ружьями, помимо охотников и крестьян, снабжали и нужных вассалов — например, род бурятского князца Шившея, который кочевал близ Селенгинска. Ружья имели такой же замок, что и у винтовки, да и патроны были унитарными.

— Понимаешь, Вячеслав, мало того что датчане сразу поймут, что их надули. Так ведь тут ещё вопрос политический. Обманывать союзника нельзя!

— Всё, я понял тебя, Николай. — Соколов умиротворяюще выставил руки.

— Ты вот что, Вячеслав… Ты лучше думай, кто поедет к датчанам обучать их, а производство предоставь мне.

— Николай, ты уверен, что справишься? Нам ещё оружие необходимо для Селенгинска, сам слышал, что там было!

— Спрашивать будешь с меня! — голосом не терпящим возражений ответил Радек.

Нарезная винтовка выпускалась в Железногорске уже давно, и объёмы выхода продукта росли год от года при постепенном снижении числа мастеров, занятых в цехах. Технология производства была вылизана до предела и максимально механизирована, есть уже и наглядные стенды процесса изготовления оружия. Станочный парк после последнего обновления мог выдавать до шести с половиной сотен готовых стволов в год. И это при двух, дневной и вечерней, сменах мастеров и подмастерьев. Теперь же предстояло грамотно распорядиться наличествующими винтовками, имеющимися запасами и временем до весеннего очищения рек ото льда, чтобы и себя не обидеть, и заказ выполнить.

Утром следующего дня Карпинский и нанятые им корабелы и матросы из курляндцев отправились вверх по реке, до пристани, откуда начинался тракт, минующий ангарские пороги. Там пароход уже ждали высланные из расстроившегося в острог зимовья пять санных дилижансов. Возницы-буряты грелись в домиках около берега, а олени ждали обратного пути неподалёку, утопая в облаках пара от собственного дыхания. Вскоре караван пустился в путь, мимо реки и её коварных порогов, что тянулись почти триста километров. Ангара и не думала ещё замерзать, несмотря на то что на её берегах уже звенела морозцем настоящая зима. Путь по тракту, вырубленному в тайге и ежегодно очищаемому от поросли местными вассалами, занял три дня. Из них две ночи провели в остроге и зимовье близ Быковской пристани. Потом снова пароход и снова долгий путь по реке до Ангарска.

Карпинский всё ещё с опаской посматривал на датчан, немцев и курляндцев — он боялся бунта, ведь столь долгая дорога измотает любого. А от этого близко и до открытого противостояния, несмотря на обещанное золото. Поэтому Пётр настоял на выдаче корабелам, морякам, а также оставляемым до поры во Владиангарске каменщикам аванса, дабы до времени заткнуть немногих пока горластых специалистов. Курляндские же переселенцы и не возникали. Шесть семей, что ангарскому послу удалось с помощью голдингенского бургомистра Литке забрать в Ангарию, тяжёлый путь проделали молча и смиренно. Казалось, они были рады тому, что их кормят и вообще замечают.