Послушная одноклассница - Ими Ви

— Привет!

Почти в один голос заголосили девчонки. Не успеваю им ответить, как Лаура вставляет своё:

— Я же говорила, что не льёт она слезы. А вы, "как мы позвоним", "что мы скажем". — Явно пародирую девчонок, запричитала она.

Мы с Варей синхронно улыбаемся.

— И вам привет. Не плачу и плакать не собираюсь. Чай вот пью.

— Правильно! Ты ж не вор, чтоб на тебе шапка горела! — Одобрительно кивает Лаура и посылает мне воздушный поцелуй.

— Мия, у тебя всё хорошо? — Всё же добавляет тревожные нотки Кристина.

— Да, да. Всё отлично. — Показываю большой палец и стараюсь улыбнуться глазами, чтоб поверили наверняка и доказывать не пришлось.

— Вот это снайперша, вот это я понимаю! — Горланит вновь Лаура, не давая и слова сказать Маше. — Бывает, что носом, коленками, брюхом… Что ж, падайте всем! Но не падайте духом!

Ого! Девиз что надо! Лаура ещё тот живчик и жучок. Неунывающая, находчивая и совершенно бесшабашная натура. Ходячая жизнерадостность, любого может довести до позитива.

— Мий, приятного чаепития! Мы в общем-то ненадолго звоним, мы…

— Мы нагнули твою Оленьку! — Лаура перебивает Машу, и видно, как её распирает от удовольствия, от этого доброго, но всё-таки злорадства. На стуле подпрыгивает, руки потирает.

— Как это?

— Сначала наводнили её инсту новыми подписчиками, потом кинули на растерзание недовольным комментаторам-заказчикам, параллельно жаловались на её страницу по пять раз в минуту. В общем, она уже закрыла акк и строчит ответы на великорусском мате, шокируя даже самых терпеливых своих клиентов. И… — Договорить Лаура не успевает, её перебивает Кристина.

— Извини, что вклиниваюсь, но страница Оли взломана. Таки успешный бизнес трещит по швам.

Я сижу в таком шоке, в такой тишине, даже Варя притаилась, а в руках её замерла чашка.

— Ого… — Наконец выдыхаю я.

— Ага! Будет знать, что на каждую силу есть своя! Тоже мне спасительница, помогательница. Сестрица милосердия! — Отвечает Маша.

Она не только рассказала всё девчонкам, но и подключила их к операции возмездия. Пока они наперебой пытались рассказать всё вкратце, шок мой раздувался до размеров аэростата.

Зато теперь стало понятно, чего это волшебная пыльца обошла сестреночку стороной. Это плохо, я ужасна, но на секунду, на долю мгновения и я успела позлорадствовать.

— Мия, знай, ей вернется сторицей, и её задавит грузовик кармы! — Напоследок сказала мне Лаура, весело подмигнув.

Девчонки вообще пребывали в таком воодушевлении, будто за себя отомстили, а не за меня. Распрощались мы на приятной ноте, хотя и клятвенно пообещали, что санкции будут только ответными.

И когда видео-звонок уже завершился, я поняла, что не спросила, как им удалось всё это провернуть. Где они столько ботов надыбали?

— Ох, что завтра будет… — Шепот Вари был полон предвкушения.

Мы переглянулись и тихо рассмеялись. Да, завтра будет концерт, если он не начался уже сегодня, там наверху.

Ворчащий живот напомнил, что чаем его не задобрить, поэтому Варя разогрела ужин и вместе со мной перекусила. Но бдительность мы потеряли и не заметили, как на кухню вошла мама.

— Вот ты где? — Раздалось у меня за спиной, а Варя вытянулась струной и встала со стула. — Ты кушаешь?

Вопрос такой странный, а слова вроде бы добрые, но хлесткие. Так и отливают подоплекой: разве едят те, кто не хочет жить. В вопросе не было запоздалой заботы, которую я так ждала, за которую простила бы всё на свете. Поэтому тишина разлилась оглушающей, такой, когда барабанные перепонки устают больше.

— Я пойду… — Неуверенный голос Вари размотал неловкость, спас меня от ответа.

Хотелось её остановить, попросить, чтобы осталась. И я даже обернулась, но слова застряли. Нет, нельзя, нужно поговорить с мамой. Кивнула Варе с благодарностью. За всё, просто за всё, что она сумела сделать для меня этим поздним вечером.

— Конечно, Варенька. Спокойной ночи! — Откликнулась мама, её голос звучал теперь ближе, она обошла стол и села на стул, который освободила Варя.

Дверь захлопнулась, мы остались одни.

— Мия, ты так нас сегодня напугала… — Вечер перестает быть томным, настроение провалилось в тартарары.

У меня возникло далёкое ощущение, будто происходит со мной, но я смотрю на себя со стороны: вхожу в речку, звенящую бурным потоком, ног касается холод глянцевых скользких камней.

— Чем? — После некоторой паузы всё же спрашиваю, второй раз отмалчиваться нехорошо.

— Как чем? Ты же могла… — Мама осекается, наверное, хочет, чтобы я помогла, продолжила за неё.

— Да, я могла не попасться на крючок Оли, Инги и других девочек.

Смотрю на маму, на её лице пролегла глубокая тень, свет от бра был не таким всесильным и придавал ей не добрую таинственность, как до этого Варе, а мрачное отчаяние.

— Мия, о чём ты? Они же тебя спасли! — Вскрикивает, но потом резко замолкает.

Мы не привыкли разговаривать на повышенных тонах, криком ничего не решить, а докричаться до неверящего, неслушающего — такое гиблое дело…

— Мама… — Глубокий вдох, собираю силы, чтобы голос не дрожал. — Я ничего никогда себе не резала, не отрезала и не собираюсь. Это девочки, это Оля всех настроила против меня, они подловили меня в туалете и… произошло то, что произошло.

Мама нахмурилась, в её глазах читалось неверие, недоверие к такой правде. И я попыталась усилить свою позицию:

— Мамочка, ты же понимаешь, что я не буду наговаривать на неё, мне это вообще не нужно. Поэтому это правда!

Теперь замешательство, едва заметная растерянность, мои слова пошатнули уверенность в принятой версии.

— Мия, но и Оле ведь это не нужно. — Увидев мой нахмуренный лоб, запнулась, но потом продолжила мысль. — Она мне всё рассказала. Всё, как было. Мия, ты такие страшные слова говорила. Я понимаю, тебе тяжело, и…

И нога моя оступается, я срываюсь в этот бушующий поток, ледяной, быстрый, безжалостный. Ухватиться за камни не получается, рука соскальзывает, коряги тоже попадаются бесчувственные.

Мама не приняла мою версию. Не захотела принять. Я её не перебивала, хотела, так хотела, но потом отлегло. Поэтому я совершенно спокойно спросила:

— Почему ты мне не веришь?

— Мия, я ведь хочу тебе помочь… На тебя всё так навалилось в этой четверти. Но я ведь с тобой, ты всегда можешь рассказать мне, вместе поплачем, посмеемся, заговорим, кого нужно, или отговорим.

— Почему мне не веришь? — Мой голос невольно стал стальным, безликим, требующим не раскаяния, а объяснения. Но мама эту грань не поняла.