Harmonia caelestis - Петер Эстерхази

282

Мой отец — кулинар от Бога, он сочиняет вкусовыми рецепторами; как иные, читая ноты, уже слышат музыку, так он, глядя на рецепт, смакует блюдо. (Его замыслы отличаются не только размахом и радикализмом, но и в исконном смысле этого слова хорошим вкусом. Он опирается на традиции тем, что плюет на них.) Мой дедушка отказывается есть его стряпню. Кто сегодня готовил? первое, что спрашивает он, возвращаясь домой. Наш сын, с гордостью отвечает бабушка. На что дед молча поворачивается и отправляется ужинать в соседнюю корчму, где еда отвратительна. Мой отец, смеясь, пожимает плечами. Они ужинают вдвоем с матерью. Ты прекрасно готовишь, сынок, гладит бабушка его по руке. Тот отдергивает ее. Я знаю.

283

Когда моя мать стала членом семьи моего отца — что до отца, то он членом ее семьи никогда не стал, да и стать не мог, не могло быть об этом речи, — дядя Питю, дядюшка моего отца по материнской линии, а также владетельные князья, его братья, и младшая сестра, настоятельница девичьего монастыря Пресвятой Марии, призвали к себе мою матушку, учительницу в желтом ситцевом платьице, с тем чтобы без околичностей просветить ее, с кем она живет / будет жить (с моим отцом). Ибо мать моя, по всей видимости, не знает, не может знать, с какой жемчужиной венгерской истории связала свою судьбу. Высший гений и моральный авторитет. Любимец Миклоша Зрини. Плюс победитель в битве при Эсеке. Наследственный властитель Шопрона. Наследный княжеский титул и право браковенчаться с принцессами из монарших домов. Моя мать то смеялась, то серьезно кивала. Вот привязались-то, мудаки. Она слушала распростертых над нею черных мужей с понимающим видом. Она не совсем понимала, чего они так боятся ее, но, как бы там ни было, отыгралась на моем отце, победителе в битве при Эсеке, на всю катушку. Однако со временем быстро все поняла.

284

Средний рост исландцев, вычитал где-то мой отец, составляет 182 сантиметра, то есть вероятность того, что человек в Исландии имеет рост 172 или 192 сантиметра, одинакова. Когда в Клуже (он же Коложвар) я стоял за хлебом, я видел поверх голов начало очереди. Что было бы со мной в Рейкьявике? Я не буду сегодня вставать, кротким тоном объявил он матери, не хочу идти в очередь. Моя мать невозмутимо продолжала паковать вещи. На сей раз она не сказала ему, как бывало раньше: Милый, ты — 193 сантиметра, с некоторой вероятностью.

285

В молодости нам кажется, что все проблемы с отцом мы решили, не то что списали его, но смирились, или надеемся, что успеем еще разобраться с ним, или не надеемся ни на что, понимая, каков он (отец): каков есть, таков есть. Но когда вам перевалило за сорок, вы вдруг снова задаетесь вопросом: что он за человек, этот мужчина? Голод по отцу. Желание сформулировать его. Дать моему отцу имя. Вы чувствуете, как иногда на глаза наворачиваются слезы. Пожизненный танец сына с отцом. Перед тем как он умер, на ночной кухне сын моего отца пытался найти точки соприкосновения их чувств, наклонялся над ним, сидевшим, словно король (и неспособным признаться в том, что жизнь его потерпела крушение), хотел протянуть ему руку помощи, хотел было обнять, но мой отец не хотел отвечать взаимностью. Он застыл в своей оскорбленности. Роль моего отца играл легендарный актер Йожеф Тимар.

286

Однажды под вечер мой отец, человек красивый, но слабохарактерный, вышел из кабинета, подошел к своему старшему сыну и, осенив его лоб поцелуем, сказал: Я горжусь тобою, мальчик мой. Ты приснился мне в замечательном сне, я горжусь тобой.

287

Мой отец — было зябко, гнилая осень, промозглый туман в ванной комнате и унылые желтые листья по щиколотку в чулане — забрался под балдахин в кроватку своего старшего сына и стал щекотать его, нежно поглаживать. Он целовал его в шею и грудь. Искал в сыне доказательства существования Бога, причиняя ему (сыну) боль. Мне больно! Но мой отец лишь смеялся, нашептывая мальчику на ухо, что самое время ему (сыну) познать, каков настоящий мужчина, что надлежит ему делать, ибо если он этому не научится, то никогда не найдет себе подходящую женщину или мужчину, а останется старым девственником, сухостоем, как, mutatis mutandis, твоя тетя Мия. Сын моего отца ослабил сопротивление, собственно говоря, это было уже не так неприятно и отвратительно, как вначале, когда отец не владел собой. Тот внезапно схватил его руку и положил ее на свой член, огромный и твердый. Сын моего отца пришел в ужас, не в силах пошевелиться, особенно там. Но отец крепко вцепился в его запястье, погладь, строго сказал он. А ежели он (сын) не сделает этого, значит, он его вовсе не любит. Что же касается большого — необычно большого — размера и твердости, то это абсолютно нормально, это не что иное, как проявление любви к ближнему. И самое правильное, если это покажет ему именно он, а не кто-то чужой. Дела семейные все же должны оставаться внутри семьи. Эти слова мой отец говорил взволнованной скороговоркой, впечатывая их поцелуями в шею, затылок, щеки, губы своего сына, продолжая при сем прижимать упомянутую выше руку к упомянутому выше члену. Дыхание его все учащалось, он стонал и пыхтел, словно ему было плохо. Точно так же во время сердечного приступа задыхался и покрывался испариной дядя Тео, когда он решил, что умрет, но не умер, а получил инъекцию, после чего врач обеими руками стал массировать ему грудь. Вспомнив об этом, сын моего отца тотчас зажег свет и хотел было позвать мать, но мой отец грубо оборвал его, но, но, но, мой розан, соловьиная песня моя, это дело касается только нас двоих, и никого больше, ты понял?! И уж ни в коем случае — твоей матери. Ей трудно будет понять, что сейчас не ее черед. Гусыня ревнивая. Да, впрочем, она бы и не поверила ни одному твоему слову! Ему было страшно (сыну моего отца), он плакал. Позднее он даже радовался учащенному дыханию отца, зная, что это конец всему (моему отцу). Первый раз его вытошнило. У него подскочила температура, и на следующий день он не пошел в школу. Одноклассники как раз проходили Фому Аквинского.

288

Кто он мне, мой отец? Друг. Прекрасный мужчина. («Лишь двое были мы чисты и белоснежны».) А. П. Чехов (etc.). Воробей (он вьется у ботинок сына моего отца, который идет через площадь, не улетает, сопровождает его). Женщина, которую он видел лишь мельком, когда ее перед выносом накрывали цинковой крышкой. Распятие для львов Карфагена. Дэвид Копперфильд с табличкой на шее: Осторожно, злой мальчик! Полуторагодовалый ребенок, замерзший — в 1985 году — в неотапливаемой квартире панельного дома, пока родители его развлекались в городе. Ирина Т., арестованная по дороге и храма за то, что якобы молилась о смерти Сталина. Безносый и по причине сей несколько гнусавый мужик по имени Пал Лаци («…я к Меньха’ту заве’нул, пусь ци’юльник от крови отмоит, а он мне, вот вишь, как помочь — так ни божьей души, а потешиться — с’азу сбежались»). Человек с муками на лице, отлитый из гипса, лежащий в витрине в Помпеях (покрытый пылью). Поэт Михай Чоконаи, о чем-то грезящий в платяном шкафу своей матери. Самодержец Николай I, объявивший Господа Бога последней ступенькой служебной лестницы. Врач, предостерегающий Чаадаева от «нехороших мыслей». Протестантский священник, всю жизнь после освобождения державшийся рукою за шею (по слухам, руку ему отбил кувалдой католический прелат Селепчени). Живописец, вещавший: «Господь мой, уничтоживший поля врагов Твоих, пустив на них лис с огненными хвостами…» Плещущаяся в воде девчонка. Навеки немой статист старинного фильма. Следователь-изувер 1950-х годов, ныне почти герой, спасатель на пляже. Симплициссимус, изуродованный оспой и с выпавшими волосами. Рихард Вагнер, объясняющий в пьесе Лессинга «Натан Мудрый», как можно было бы сжечь евреев (всех до единого). Водитель автобуса, во время езды вполголоса осыпающий всех прохожих проклятиями. Дочь Сеяна, которую палач, поскольку девственниц убивать было запрещено, изнасиловал прямо у эшафота. Сестра Моцарта, читающая в собственном дневнике запись Вольфганга: «Чтобы оправиться, я остался дома с клистиром в заднице, а с клистиром в заднице было не очень удобно…» (etc.). Так называемый современный парень («…ваще-то я Конский Солоп, такая кликуха, и работа, которую тут предлагают, это не для меня…»). Собака (купленная как шотландская овчарка, но, как выяснилось, не шотландская), которая каждое утро выходит в сад, смотрит на красную звезду, венчающую Парламент, и — плачет. Могильщик из «Гамлета», говорящий совсем другие слова, чем те, которых мы ожидаем. Etc. Мой отец.