Испытание на прочность - Александр Ярославцев

– Зря ты на меня обижаешься, Михаил, – миролюбивым тоном начал командующий, едва только они остались наедине. – За потерю Севастополя государь в первую очередь спросит с меня, а не с тебя.

– Я, по-моему, никогда не подавал повода считать себя сторонним наблюдателем, ваше превосходительство. И всегда был готов разделить ответственность за судьбу города. Сейчас, когда в Севастополе нет Корнилова, Истомина, Нахимова и Тотлебена, я считаю своим святым долгом приложить все усилия для его защиты.

– И потому ты так откровенно топчешь Ерофеича?

– Я ничего не имею против него как человека, но пост, который он занимает, однозначно не для него. Мне было бы куда спокойнее, если бы Севастополем командовал Хрулев.

– Своего знакомого выдвигаешь? – хитро спросил командующий, явно намекая, что Ардатов и Хрулев вместе принимали участие в походе на Ак-Мечеть.

– А хоть бы и так! Степан Александрович куда как ответствен и инициативен, не то что Остен-Сакен.

– Полностью согласен с тобой, Михаил Павлович, – произнес Горчаков, а затем с печальным вздохом добавил: – Если бы ты только знал, сколько писак, подобно Жабокритскому или князю Васильчикову, доносят на тебя государю императору! Твое счастье, что он полностью верит тебе. Да и воинская фортуна благоволит твоим начинаниям. Но ведь когда-нибудь и она может отвернуться от тебя. А вместе с тобой и от меня, грешного.

– Я так понимаю, Михаил Дмитриевич, что ты не хочешь снимать Ерофеича с должности командующего гарнизоном. Правильно?

Горчаков дипломатически промолчал, и Ардатов продолжил свою мысль:

– Давай сделаем так: чтобы и овцы были целы, и волки сыты, – многозначительно произнес граф. – Пусть Остен-Сакен остается. Но только оборона Городской и Корабельной стороны будет полностью находиться в руках генералов Хрущева и Хрулева. И препятствий он им чинить никаких не будет.

По лицу Горчакова было видно, что он очень доволен таким решением. И, ободренной неожиданной сговорчивостью императорского посланника, генерал-адъютант решил сказать о главном. Эта тема давно беспокоила командующего Крымской армией, и он ходил вокруг нее, как кот, боящийся тяжелой хозяйской палки, ходит вокруг сметаны.

– Договорились! Но я, однако, имел в виду несколько другое. Государь в каждом письме меня торопит с проведением нового сражения с Пелисье, дабы облегчить положение Севастополя. Ты сам видишь, что француз вцепился в город, точно клещ, и отступать не намерен. Сможет ли крепость продержаться хотя бы до октября? Тогда по числу штыков мы не только сравнялись бы с союзниками, но даже и превзошли бы их.

– Боюсь, Михаил Дмитриевич, что до октября силами одного гарнизона мы не удержим город. Имея значительное превосходство в силах, Пелисье будет штурмовать город до тех пор, пока не займет хотя бы Корабельную сторону и не уничтожит наши корабли в гавани. В этом я полностью уверен, – с горечью признался собеседнику Ардатов.

Горчаков понимающе кивнул головой, помолчал, а затем, глядя в сторону, сокрушенно произнес:

– Государь торопит с принятием решения. Может, стоит ударить по врагу сейчас? Большой победы не одержим, но хоть чем-то Севастополю поможем. Заставим Пелисье штурм перенести, а там, с Божьей помощью, и до октября дотянем.

– Бить надо кулаком, а не растопыренными пальцами, Михаил Дмитриевич. Да так, чтобы у противника от одного удара половина зубов повылетала. Чтобы он, паразит, кровью плевал и сопли по щекам размазывал. Так меня мой батюшка учил, и так я своим внукам наказывал.

Горчаков вновь кивнул головой и, не глядя собеседнику в глаза, спросил:

– Итак, ты – против?

– Сейчас – против. Не готовы еще мои стрелки с врагом тягаться.

– Что написать государю? – осторожно поинтересовался Горчаков.

– Так и напиши, что граф Ардатов категорически против нынешнего наступления на неприятеля. Только напрасно людей погубим, и никакой пользы для Севастополя не будет.

– Когда же, ты полагаешь, нам следует наступать?

– Примерно через месяц, никак не раньше, – убежденно молвил граф, глядя прямо в глаза командующему.

Тот не выдержал упрямого взгляда Ардатова, отвел глаза в сторону, но продолжил активно зондировать почву:

– А выдержит ли Севастополь новый штурм до начала нашего наступления?

– Выдержит. Если вовремя подбросить курское ополчение и Смоленский полк. И если успеем возвести новую линию обороны, которую наметил генерал Тотлебен перед своим вынужденным отъездом.

– Тебе и это известно, – усмехнулся Горчаков, дивясь осведомленности царского посланника.

– Мне многое известно, Михаил Дмитриевич. Служба, понимаешь, такая. Хлеб государев стараюсь не зря есть, – сказал Ардатов, помолчал, а затем, желая поскорее расставить все спорные точки, произнес:

– Так что же мы решим относительно начала наступления?

– Я полностью доверяю твоему мнению и опыту, Михаил Павлович, но… – Горчаков замолчал, выдерживая паузу.

– Значит, договорились. Наступать будем, когда будут готовы мои стрелки, а все руководство будет твое, – подытожил Ардатов, предложив тем самым Горчакову такую формулу действий, при которой вся ответственность за неудачный исход полностью ложилась бы на его, Ардатова, плечи.

По радостному блеску глаз собеседника он понял, что именно эти слова генерал и хотел от него услышать. Командующий был очень рад столь удачному разрешению вопроса о наступлении, но все же не преминул сказать графу:

– Ты бы отписал государю про наши планы, Михаил Павлович.

– Он и так в курсе событий, – коротко отрезал Ардатов, и Горчаков больше не стал возвращаться к этой теме.

Ранним утром следующего дня противник возобновил обстрел русских позиций. Ночью французы провели фальшивую атаку напротив Малахова кургана, но на этот раз все потуги врага обмануть русских были напрасны. Как того потребовал Ардатов, русские резервы больше не подводились к ближнему краю обороны, и вражеские ядра падали вотще, густо усеивая опустевшую севастопольскую землю.

В этот день потери среди защитников Севастополя сократились чуть ли не вдвое, чем не могли похвастаться его бастионы. Методичный обстрел осадными орудиями медленно, но верно приводил к их полному разрушению. Героические гарнизоны бастионов и батарей отчаянно боролись за свои позиции, не щадя своих сил и, порой, жизней. Едва выдавалась возможность, они тут же бросались исправлять разрушенные брустверы или нагребать землю на пороховые погреба, ведь только так можно было уберечь их от попадания вражеской бомбы. Однако наносимый врагом урон было невозможно исправить за те короткие промежутки времени, которые дарил неприятель русским солдатам и матросам.

Все это прекрасно видел князь Горчаков, обходивший передовые позиции вместе со своей свитой, несмотря на шквальный огонь врага. Он без тени робости обошел укрепления Городской стороны, обстреливаемой в этот день не особенно интенсивно, посетил Четвертый и Третий бастионы, однако дал свите уговорить себя не рисковать жизнью ради посещения Малахова кургана.