Инициация Вики - Антон Соя

– Ты уверена?

Вики кивнула. Зверь отвернулся от них, поднял с пола чудом уцелевший графин и побежал набирать в него воду из крана над раковиной в углу кабинета, чтобы потушить дверь. А горящее горем сердце Вики уже ничто не могло потушить. Она смотрела, как ее Анжело целует перерезанное горло ее Цоя. Видела, как затягиваются раны на теле мертвого друга. Однажды она уже переживала это. Она не думая отдала бы свою жизнь Цою снова, как отдала ему только что свой шанс на вечную любовь, но вторую жизнь королевы ведьм уже никому нельзя отдать. Рядом бормотала заклинания, пытаясь прирастить обратно уже мертвую руку, сидящая на набухшем кровью ковролине, ничего не видящая и не слышащая баба Люба. Анжело сделал свое дело и снова встал рядом с Вики. Он обнял ее крепко-крепко, прижал к своему сухому телу, нежно гладил волосы и долго шептал что-то на ухо. Что именно – как ни силился, не смог расслышать оборотень в погонах. Потом Анжело нежно поцеловал побледневшие от горя черные губы Вики, поцеловал ее белый холодный лоб, показал Зверю пальцами левой руки знак «виктори» и исчез. И только в этот момент Вики поняла, что это она пару минут назад испепелила взглядом Чистильщика – Шкатова. Цой все еще выглядел мертвее мертвого, но Вики знала, что сделала для него все, что могла. Теперь она должна была спасти бабу Любу.

– Ваше высочество! Извините, что дергаю вас в такой момент, но другого у нас не будет. Нам срочно нужно обсудить, как выбираться из этого щекотливого положения, – сказал Зверь. – Никто пока не должен знать правду про то, что здесь случилось. Никто не должен знать про Шкатова.

– Для начала я вызову бабе Любе врача. Нашего врача Михаила Гамелянского. Иначе она умрет. Счет идет на минуты, Антон!

– Может, оно и к лучшему, ваше высочество? Вы же слышали, что говорил Шкатов. И даже если он врал, я считаю, что главная опасность для вас…

Девочка не дала ему договорить.

– Это моя баба Люба, и она здесь не умрет! – Вики уже набирала домашний номер Вани.

– Ну, как знаете, ваше высочество. Но пока ваша бабушка без сознания, я бы все же обсудил с вами кое-какие важные вопросы.

Кто встретил этот Новый год на кладбище, тот – я! Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Что ж, я полна оптимизма и энтузиазма по поводу будущего. Надеюсь, что хуже, чем было, уже быть не может. Это в дневнике я еще бодрюсь, а на самом деле мне очень, очень, очень плохо. Я только что вернулась с Северного кладбища, за окнами народ до сих пор гремит петардами, а я не могу спать уже третью ночь. Боюсь увидеть снова, как Шкатов убивает Цоя. Пару раз я вырубалась на полчаса и просыпалась от собственного крика. Папа не отходил от меня три дня. Но после похорон Цоя он спит мертвым сном. Ма-Маша в больнице у бабы Любы. Ей еще очень плохо, но рана заживает. Зверь долго недоумевал, как это она не умерла на месте. Обычно каждое попадание его золотой пули смертельно. Это потому, что Ванин папа настоящий волшебник! Врачи в больнице считают, что это он спас бабу Любу. Я тоже. Бабушка уже пришла в сознание и сразу заявила врачам, что закажет себе в Японии механическую руку-робота. Но пока она очень слаба. Я даже не смогла с ней ничего толком обсудить.

А ведь послезавтра, второго января, я уеду в странную, неведомую Лаппеенранту непонятно насколько. Пока папа и Зверь не посчитают, что мне уже безопасно возвращаться. Да, да, именно так. Теперь эти двое решают за меня, что мне делать дальше, а я вынужденно слушаюсь. Возможно, это случится не раньше следующей осени. Прощай, мой выпускной и аттестат. Придется доучиваться неизвестно в какой школе. Но это мелочи жизни по сравнению с гневом Древних, который стремится обрушиться на маленькую меня совершенно ни за что. Не нужен мне никакой трон и никакие перемены. Мне нужен только Анжело и мои друзья. Мой Цой, которого я, возможно, больше никогда не увижу. Мой самый большой друг, который погиб из-за моей глупости и бесчувственности. Никогда себе этого не прощу! А он меня простил. Мой великодушный бедняга Цой. Мысли пляшут. Но попробую рассказать по порядку.

– Не вини себя ни в чем, – первое, что прошептал мне на ухо Анжело после того, как встал с колен от тела Цоя, – это была его судьба. Теперь он мой друг и вечный спутник. А ты должна нас отпустить. Понимаешь?

Нет. Я не понимала. Я ничего не понимала. Почему я должна отпускать двух самых дорогих мне существ на свете? Хуже, чем в ту секунду, мне не могло уже быть. Судьбой Цоя было умереть за меня. Это пыталась донести до меня Карма, которая хотела убить меня, чтобы освободить Цоя от неминуемой участи. Это мне шептал Анжело. А как мне теперь жить с этим?

– Прости за кольцо, – продолжил Анжело, – это было жестоко. Но я не мог смотреть, как ты мучаешься. Решил, что ты проще перенесешь наше расставание, если часть меня будет с тобой. Я никогда бы не обратил тебя, как бы ты ни просила!

– Зачем же тогда… – начала я, но увидела ответ в его глазах.

Анжело простодушно надеялся, что так я его быстрее разлюблю. Что колечко на пальце будет напоминать мне о его двусмысленном предложении, и, в конце концов, если я не возненавижу его, то моя любовь к нему станет не больше этого колечка, и я выброшу ее вместе с ним. Но в глубине души он хотел только одного: чтобы я любила его всегда. Как же все непросто.

– Цой уже обращен, но будет готов к новой жизни только через двое суток. Пусть его похоронят. А мы с тобой тайно выроем его в новогоднюю ночь. Больше никому ни слова об этом, – прошептал мне на ухо Анжело, прервав поток грустных мыслей.

– Ни родителям Цоя, ни Ване?

– Никому, – сказал Анжело, – если не хочешь, чтобы за ним начали охоту, как за мной.

Поцеловал меня и исчез.

Гамелянский-старший был первым, на ком Зверь проверил нашу железную легенду. Он выслушал историю о том, как Чистильщик – Авессалом, арестованный пару дней назад, устроил бойню на ночной очной ставке со мной, Цоем и бабой Любой. В результате были убиты Шкатов и Цой, баба Люба осталась без руки, а сам маг тоже погиб – аннигилирован без следа. Мне показалось, что доктор Гамелянский не поверил ни единому слову Зверя. Но дал ему обет молчания, после того как заговорил рану бабы Любы. Потом бабушку увезли в больницу, а переодевшийся Зверь повез совершенно обессилевшую меня домой, где я часа три проплавала в ванной, утопая в своих слезах. Когда я вышла, стало понятно, что Зверь поладил с папой и Ма-Машей и мой отъезд в Лаппеенранту стал неминуем.

Бедные родители Цоя. Папа, настоящий боевой полковник, держался, как мог, а от его маленькой мамы осталась половинка. Два дня до похорон Цоя прошли, как в бреду. Я сидела дома и ни с кем не общалась. Баба Люба была в реанимации. Ване с Катей, которые рвались ко мне, родители сказали, что я в тяжелой депрессии и уеду на реабилитацию в специальную клинику за границей. В общем-то, почти не соврали. А я не хотела их видеть, чтобы не врать. Ведь мое вранье уже погубило одного моего друга. А правду про Шкатова мне говорить запретили. Ваня с Катей и так слишком много знали. Пришлось папе с Ма-Машей экстерном принимать Катю в витчхантеры Уробороса и брать с них с Ваней обет молчания.