Колесо крутится. Кто-то должен поберечься - Этель Лина Уайт

– Потом здесь никто не жил? – спросила Элен.

– Из Оксфорда приехал профессор. Он жил так же, как отец, – сидел дома, никуда не выходил. Леди Уоррен состарилась, заболела и вернулась домой.

– А что с ней? Что за болезнь?

Миссис Оутс поджала губы и покачала головой:

– Называется «скверный характер».

– Да ладно вам, должно быть что-то посерьезней, раз ей нужна сиделка и постельный режим.

– Доктор считает, что так с ней меньше хлопот. А она, наоборот, думает, что так с ней сложнее нянчиться. Доводить сиделок – ее хобби.

– Мисс Уоррен говорила, что профессор волнуется за ее сердце, – не унималась Элен.

– Просто у него с совестью все в порядке: он заботится о той, что носила его под сердцем, – ответила миссис Оутс, вдруг поддавшись сантиментам.

– Она же ему неродная мать, – вмешался Стивен. – У нее нет детей. Но стервятники уже слетаются. Симона мне рассказывала, что старуха завещала все деньги благотворительным фондам. У нее действительно скверный, извращенный нрав, но Ньютон ей нравится. Ему она назначила содержание, которое прекратится сразу после ее смерти. Поэтому он здесь.

– Отец за ним послал, – пояснила миссис Оутс.

Элен вспомнила бесстрастный взгляд профессора и холодность мисс Уоррен. Трудно было поверить, что этими людьми может править корысть.

– Ой! – Стивен подскочил на стуле. – Что это?

Он вытащил из-под себя деревянный брусок, и Элен с виноватым видом его забрала.

– Это засов от ставен в коридоре. Хорошо, что вы мне напомнили. Попробую починить окно.

После услышанного ей не терпелось закончить работу и подняться в Синюю комнату. Элен сделала временное крепление из крючка и веревки и поспешила на кухню.

Там она с удивлением обнаружила, что Стивен помогает кухарке чистить лук.

– То и дело заставляет меня работать, – пожаловался он. – Хочет таким образом показать Оутсу, как мужчина должен вести себя на кухне. Кстати, он до сих пор не вернулся? Не иначе как сбежал с хорошенькой сиделкой.

Миссис Оутс фыркнула:

– Если эта такая же, как прежняя, ей придется схватить Оутса за нос, чтоб он ее поцеловал. А ты и впрямь хочешь посидеть с леди Уоррен, деточка?

– Я спрошу разрешения, – ответила Элен.

– Тогда послушай меня внимательно: будь начеку. Ручаюсь, она совсем не так больна и беспомощна, как говорят, и ходить может не хуже меня. Старуха что-то задумала. И кстати: ты слышала ее голос, когда она забывается?

Элен неожиданно вспомнила властный бас, донесшийся из комнаты больной. События принимали неожиданный таинственный оборот. Сгорая от нетерпения, Элен чуть ли не бегом помчалась к двери.

– Я связала ставни! – крикнула она. – Можете спать спокойно.

Когда Элен поднималась в Синюю комнату, у нее возникло странное предчувствие. Она вспомнила, как в детстве предпочитала игрушкам невидимого друга – мистера Поука. Хотя она часами играла сама с собой в углу общей комнаты, от внимания родителей не ускользало, что у дочери есть воображаемый напарник для игр. Вечером, когда свет от камина отбрасывал на стены длинные тени, Элен вела нескончаемые беседы со своим любимцем. Сначала матери не нравилось это странное существо, но, поняв, что дочь нашла самую лучшую и дешевую в мире игрушку – собственное воображение, – она смирилась с присутствием славного мистера Поука и даже регулярно спрашивала о его героических похождениях, которым не было числа.

Лестницу в «Вершине» освещал единственный светильник в форме шара, свисавший с балки в центральном пролете, поэтому на лестничной площадке было довольно темно. Напротив лестничного марша было установлено огромное трехметровое зеркало в тусклой позолоченной раме, под зеркалом стоял мраморный столик.

Приблизившись к зеркалу, Элен увидела свое отражение: белое личико возникло из темных зеркальных глубин, словно труп утопленника, всплывший на поверхность омута на седьмой день. Элен вдруг пробила дрожь – и это показалось ей дурным предзнаменованием.

Она постучалась в дверь Синей комнаты, и к ней вышла мисс Уоррен. Лицо у нее было изнуренное и осунувшееся после долгого общения с мачехой.

– Новая сиделка еще не приехала? – спросила она.

– Нет. – Элен прямо распирало от радости. – Вряд ли она будет скоро. Миссис Оутс говорит, из-за дождя дорогу развезло.

– Да уж, – устало ответила мисс Уоррен. – Сообщите мне, как только она приедет. Пусть поест и немедленно сменит меня.

Такой шанс Элен упустить не могла:

– Я могу посидеть с леди Уоррен!

Мисс Уоррен замешкалась. Брат ни за что не позволил бы оставить леди Уоррен с необученной незнакомкой, но Элен производила впечатление надежного и сознательного человека.

– Спасибо, мисс Кейпел, – ответила она. – Очень великодушно с вашей стороны. Леди Уоррен спит, просто сидите тихо и присматривайте за ней.

Мисс Уоррен пошла в свою комнату – напротив, – но на полпути обернулась и дала еще один совет:

– Если она проснется и попросит то, что вы не сможете найти, или возникнут какие-нибудь трудности, немедленно идите за мной.

Элен пообещала так и сделать, но про себя подумала, что обратится к мисс Уоррен лишь в самом крайнем случае. Она рассчитывала найти выход из любой непредвиденной ситуации – и очень надеялась, что такая ситуация возникнет.

Когда Элен наконец вошла в Синюю комнату, ее охватило нестерпимое любопытство. То была большая красивая комната, обставленная мебелью красного дерева, которая выглядела особенно величественной и массивной на фоне темно-синих стен, ковра и штор. В камине за решеткой едва теплился красный огонек. Несмотря на аромат лавандовой воды, в воздухе все равно стоял едва ощутимый запах гнилых яблок. На большой кровати лежала леди Уоррен в стеганом фиолетовом жакете, ее голова покоилась на груде подушек. Глаза были закрыты, и она тяжело дышала. Сначала Элен показалось, что Стивен не ошибся в своей характеристике: ничего благородного в облике этой прикованной к постели старухи не было. Ее лицо было испещрено морщинами, словно старинная карта, и морщины эти явно свидетельствовали о скверном нраве и себялюбии. Элен обратила внимание на подозрительно красный нос леди Уоррен и густую копну небрежно остриженных седых волос.

Девушка на цыпочках подошла к камину и опустилась в низкое кресло. Каждый уголек в ведерке был обернут белой папиросной бумагой, отчего казалось, будто оно наполнено снежками. Элен поняла, зачем это сделано – чтобы лишний раз не шуметь, – и, уловив намек, неподвижно замерла в кресле.

Дыхание леди Уоррен не прерывалось, напоминая по громкости и частоте работающий паровой двигатель. Элен вдруг подумала, что все это очень напоминает спектакль. «Да она притворяется, не иначе!»