Экспедиция в ад - Владимир Василенко

Наш гость подался назад, освобождая нам выход, и я наконец понял, что это один из давешних роботов, только накрытый сверху этаким чехлом из черного плотного материала.

Он замер в паре шагов от двери, явно ожидая, пока мы выйдем. Нам ничего не оставалось, кроме как принять приглашение.

Роботов оказалось двое. Второй – без балахона, с мощной фарой на плече. Металлические уроды, как завзятые конвоиры, тут же взяли нас в «клещи» и повели по гулкому, как пустой контейнер, коридору. Прожектор второго робота был единственным источником освещения, так что тот вышагивал чуть впереди, громыхая по каменному полу не хуже легкого танка.

Шли довольно долго, но за все время мне даже в голову не пришло что-нибудь спросить у наших сопровождающих. Не говорю уже о попытке сбежать. Стальные монстры воспринимались как некое олицетворение слепого рока – бездумные, безжалостные, непоколебимые. Мне даже не очень-то интересно было, куда нас ведут. И так скоро узнаю. Единственное, чего хотелось, – это чтобы все побыстрее закончилось.

Я устал. Дико, смертельно устал. И не только физически.

Путь наш закончился в маленькой камере, почти такой же, как та, что служила нам пристанищем последние часы. Я вошел первым, и дверь проскрежетала в пазах, как гильотинный нож, отсекая дорогу назад, – только донесся снаружи испуганный возглас девчонки. Я остался в кромешной тьме – здесь не было даже пузыря-светильника.

Тысяча черепогрызов! Какого черта им понадобилось сажать меня в этот карцер? То, что комнатка маленькая – едва ли не меньше предыдущей, я успел заметить прежде, чем вошел. Но деталей уже не увидел – в коридоре тоже темно, а прожектор сопровождающего нас робота в такой близи скорее слепил, чем позволял что-то разглядеть.

Я вытянул перед собой руки, потом осторожно развел их в стороны, как пловец. Мелкими шажками двинулся вперед, все так же водя руками в воздухе. И вскоре коснулся решетки из толстых горизонтальных прутьев. В ту же секунду вспыхнул свет – и под потолком крошечной камеры, и снаружи, в большом зале, от которого ее отгораживает решетка.

Зал в форме правильного многоугольника, метров десяти-двенадцати в диаметре, стены черные, глянцевые – из того самого материала, что так понравился Головастику. Каждая стена, насколько я могу разглядеть, ведет в такие же камеры, как и моя. Вверху, метрах в трех от пола, весь зал опоясывает что-то вроде балкона с решетчатыми перилами. Что там, на балконе, разглядеть не удается – слепят прожекторы, установленные по всему периметру и направленные наискосок вниз.

– Алекс! – донесся откуда-то сбоку голос Дианы.

Я и правда увидел Зотова в одной из ниш напротив. В камере через одну от него стоит, вцепившись в прутья решетки, Джамал. Еще через одну – Головастик… Та-ак. Слева от меня – едва удается разглядеть – Диана. Ну а Муха, скорее всего, справа. Понятно. Зал – правильный двенадцатиугольник, и нас рассадили равномерно по всему периметру. В тех камерах, что разделяют нас, кажется, тоже кто-то есть – в глубине можно разглядеть какое-то шевеление. Но решетки более частые, так что кто там скрывается – не поймешь.

– Рад тебя видеть, одноглазый! – хрипло выкрикнул Джамал. – Ну и тебя, сладкая.

Я вдруг поймал себя на мысли, что тоже всех рад видеть, даже уродца. Да уж, и правда, человек – странное существо…

Но на этом эмоции исчерпывались. Даже расспрашивать остальных, что с ними случилось за время, пока мы не виделись, не тянуло. Впрочем, я почти уверен, что наши истории мало различаются. Наверняка их также держали взаперти по одному или по двое, а потом привели сюда… Пожалуй, даже по одному, потому как в общей камере они бы передрались, как пауки в банке.

Сверху доносится какой-то неясный шум, маячат едва различимые длинные тени. Я вдруг поймал себя на ощущении, что за нами наблюдают. Вряд ли это роботы – их воспринимаешь как бездушный кусок железа, каковыми они, собственно, и являются. Нет, это кто-то разумный…

– Чего надо, уроды? – выкрикнул Джамал. Может, тоже учуял что-то подобное, а может, умудрился кого-то рассмотреть на балконе.

Будто в ответ ему раздался тяжелый металлический гул – удар гонга. Звук отозвался неприятной дрожью в солнечном сплетении и вызвал вспышку необъяснимого, животного ужаса. Я оцепенел, вслушиваясь в затихающие отголоски удара, а потом в жутковатую, звенящую тишину, нарушить которую не решился даже Джамал.

Несколько секунд напряженного ожидания… И вдруг прутья решетки передо мной со скрипом ушли в стороны, скрываясь в глубине стены.

Путь свободен, но идти вперед не очень-то и хочется. Впрочем, выбора нет. Я осторожно, будто ступая по тонкому льду, вышел из камеры. Огляделся. Тех, что на балконе, по-прежнему не разглядеть – десятка три длинных, продолговатых фигур, между которыми изредка попадаются угловатые силуэты роботов. Ощущение чужого, даже чуждого, внимания усилилось. И не понравилось еще больше. Меня разглядывают, как какую-нибудь букашку, – скучающе, с каким-то брезгливым любопытством.

Я обвел взглядом свою компанию. Зотов и Джамал напряженно вцепились в прутья решетки. Девчонка едва видно забилась в угол своей крохотной камеры. Головастик, судя по всему, тоже не в силах удержаться на ногах, поэтому сидит, опираясь спиной о стену. Муха и вовсе неподвижно валяется на полу. Жив ли?

Сверху, громко зазвенев на каменном полу, вдруг свалился железный лом – круглого сечения, метров двух длиной. Подкатился к самым моим ногам, но я лишь лениво проводил его взглядом, подбирать не спешил.

Тысяча черепогрызов! Не нравится мне все это. Совсем не нравится…

Вспышка света над одной из камер – коротко мигнул вмонтированный над выходом светильник. Камера из тех, что забрана частой решеткой и не освещена изнутри. Короткая пауза – и прутья решетки тоже расходятся.

И наружу медленно, как в кошмарном сне, вываливается длинная многоногая тварь с огромными иззубренными жвалами, похожими на клещи, покрытая черным, блестящим от слизи панцирем. Одна из бесчисленных разновидностей ползунов.

Тишину разорвали яростные возгласы Зотова и Джамала. Я же на мгновение оцепенел. Колени предательски дрогнули, а к горлу подкатила волна тошноты. Любой, кто меня знает достаточно хорошо, плюнул бы в морду тому, кто назовет Грэга Нортона трусом. Но я-то о своих слабостях знаю.

Я не то чтобы боюсь эту тварь… Но от одного вида этих скользких жвал, блестящего панциря, россыпи бельмастых глазенок на передней части туловища… От мысли, что ОНО сейчас приблизится… Коснется меня… О той склизкой вонючей жиже, что брызнет из него, если вскрыть этот чертов панцирь…

Я бросил полный ненависти взгляд наверх, пытаясь разглядеть хоть одного из тех, что на балконе. Они будто бы знали…

Ползун, поводя уродливой башкой из стороны в сторону, безошибочно нацелился на меня. Приподнялся на дыбы, шевеля в воздухе передними парами конечностей. Жвалы широко разошлись, обнажая круглую пасть, окаймленную бахромой мелких шипов.