Экспедиция в ад - Владимир Василенко

И ведь что самое обидное, даже если сожрут они нас с девчонкой, впрок ведь это им не пойдет. Сдохнут в муках, отравленные чужеродным белком.

– Не шевелись, – буркнул я Диане и бросился навстречу многоножкам.

Отбиваться сразу от двоих – нереально, особенно если хочешь, чтобы девчонка уцелела. Так, что единственный выход – захватить инициативу, отвлечь обоих чудищ на себя, а там, если повезет, и вынудить их сцепиться друг с другом…

Конечно же, все выглядит просто только в виде Умозаключений. А на практике…

Миновал того, что справа, по касательной, с ходу рубанул шестом по передней лапе. По суставу не попал, но оступиться заставил, и ползун, дернувшись, приостановился. Я хрястнул его по одной из средних лап, на этот раз как нельзя более удачно – раздробленная конечность повисла на тонких тягучих лоскутках. Ползун заверещал, рванулся в мою сторону, второй – за ним, едва ли не перелезая через собрата. Пошла возня…

Мне все-таки повезло. Хотя бы потому, что в самом начале боя мне удалось перешибить одному из ползунов переднюю пару конечностей и раздробить морду. Поэтому, когда второй резким движением корпуса сшиб меня с ног и на моей левой ноге с хрустом сомкнулись зазубренные жвалы, схватка уже шла, по сути, один на один. Раненный мной противник, наполовину ослепший и корчащийся от боли (а что такое боль, эти твари, к счастью, знают), был уже не в счет. Хотя и второго мне хватило с избытком.

Поймав клещами жвал, ползун рывком подтянул меня к себе, намереваясь навалиться верхней половиной туловища и обхватить передними парами конечностей. Ногу залило чем-то горячим и липким и почему-то начало жутко щипать. Проклятье!! Судя по едкому запаху, тварь отрыгнула на меня изрядную порцию желудочного сока.

Я, рыча от затмевающей разум боли, долбанул пару раз по жвалам, но без толку – из такого положения трудно нанести достаточно сильный удар. Ну а потом, когда многоножка подтянула меня под себя, мне ничего не оставалось, кроме как выставить лом перед собой на манер копья.

Удалось протиснуть конец лома между жвалами и затолкать дальше, прямо в пасть. Ползун захрипел, в глотке его что-то забулькало.

– А, не нравится, паскуда? – злорадно проскрежетал я, сильнее налегая на железяку.

Жвалы разжались, и я, пользуясь слабиной, на добрые две трети затолкал лом в глотку твари, а потом дернул в сторону, с удовлетворением чувствуя, как что-то там внутри подается, лопается, хрустит.

Ползун рванулся, далеко отшвырнув меня в сторону, замотал башкой, отчаянно вереща. Я откатился подальше. Попытался подняться, но от новой вспышки боли едва не потерял сознание. Тысяча черепогрызов!! Похоже, колено раздроблено напрочь. Вся штанина пропиталась кровью, а сверху рана еще и сдобрена желудочным соком ползуна. Хотя это, пожалуй, даже к лучшему – разъесть толком не успело, только кожу обожгло, зато рану прижгло основательно, никаких коагулянтов не надо.

Я рухнул на спину, зажмурившись от бьющих в лицо прожекторов. Гам, царящий на арене – писк обоих ползунов, плач девчонки, ругательства запертых в камерах товарищей по несчастью, – поутих, и я слышал его будто бы через толщу воды.

Сейчас вырубишься – и все, конец. Хотя какое там вырубишься, когда колено будто бы буравят тупым сверлом.

Я перевернулся на бок, приоткрыл глаз…

Все не так уж и плохо. Оба ползуна трепыхаются, сплетясь в невообразимый клубок, и им пока явно не до нас. Тот, что с ломом в глотке, наверняка ранен смертельно. От второго тоже толку мало.

Как, впрочем, и от меня.

Я почувствовал, как что-то коснулось моего плеча, и дернулся как ошпаренный.

Девчонка. Размазывая слезы по испачканному лицу, теребит меня за рукав.

– Вставай! Вставай, что же ты… Ну, пожалуйста…

Ну да, действительно, что это я развалился? Жутко захотелось двинуть ей локтем в нос, но сдержался. Что было не так уж и трудно – сил не осталось даже на то, чтобы как следует выругаться. Боль отнимает последние крохи энергии, хотя она же и не дает окончательно впасть в забытье.

Я перекатился еще дальше, к самой стене. Что-то твердое и холодное уперлось в бок. А, второй лом. Я вытянул его из-под себя и, опираясь, как на костыль, приподнялся на одном колене. Девчонка подхватила было меня с другой стороны, но зацепила ботинком раненую ногу, и я взвыл, как аварийная сирена. Снова рухнул на пол, корчась от боли. Перед глазами все померкло, погрузилось в мерцающую багровыми сполохами кашу, по щекам, продираясь сквозь многодневную щетину, покатилась жгучая струйка. Слезы?!

Никогда в жизни, даже когда был сопливым мальчишкой, не плакал от боли. Вот и сейчас. Злость, бессильная ярость, нежелание мириться с неизбежным. И какая-то непредставимо огромная, просто вселенского масштаба, обида. Не хочется подыхать ТАК… Здесь… Да что там – вообще не хочется.

Я поднял голову, услышав лязг открывающейся решетки.

На арене снова появился робот в черном, парой мощных ударов добил корчащихся в муках ползунов. Подцепив крюком, утащил с арены – сначала одного, потом второго. Ну да, они уже не бойцы. Шевелиться еще шевелятся, но для шоу не годятся.

Подошел ко мне. Крюк с плоским, остро отточенным лезвием замер перед самым моим носом. Я, выругавшись, из последних сил отмахнулся от него своей железякой. Крюк от удара даже не дрогнул, а вот у меня лом чуть не вывалился из пальцев. Но намек был понят – робот, развернувшись, пошагал прочь.

Ну вот. Еще несколько минут жизни выиграны. Только вот зачем? Для того, чтобы шоу продолжалось?

Пузыри над камерами снова начали мигать – один за другим, с нарастающей скоростью.

– Держись, Грэг! – ободряюще выкрикнул Зотов.

– Меня, меня выпустите!! – как орангутанг, тряся прутья клетки, заорал Джамал, разражаясь своим демоническим хохотом.

Да уж, подмога не помешает. Сейчас я не то что с ползуном – с собственным телом управиться не в состоянии. Всему есть предел. Притока адреналина хватило на пару битв, но дальше – край. Несколько дней вынужденного голодания дают о себе знать.

Мигнул последний фонарь. Со скрежетом разошлись в стороны прутья решетки, и на несколько секунд в зале стало тихо. Неестественно тихо, будто все разом вымерли. Я же, повернув голову, чтобы поглядеть на свою «подмогу», закашлялся в приступе горького смеха.

Муха. Малыш еле держится на дрожащих, тонких, как сухие веточки, ногах. Повязки, наложенные Зотовым, превратились в еле держащийся на голове расхристанный тюрбан, темный от грязи и крови. Уцелевший глаз влажно поблескивает из-под этих лохмотьев.

Но парень – настоящий боец. Нетвердой походкой поковылял ко мне, и я чуть ли не физически ощутил накрывшую меня волну сострадания и желания помочь. Своими тонкими, невесомые пальцами, едва касаясь штанины, малыш ощупал мою раненую ногу и тут же начал сдирать с головы свой тюрбан.