Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Холли показалось, что потолок опускается и давит, сжимаются вокруг стены.

– Где вы?

– На кладбище.

– Я бы хотела с вами встретиться.

– Не здесь.

Повисло молчание, и Холли повернулась к двери в архив. Послышался звук шагов. Джейнис возвращалась.

– Это место, где умер ваш муж… его легко отыскать?

Холли в точности знала, где он умер, но ехать туда не хотела. Не сейчас. Возможно, никогда.

– Да, конечно. Около трех миль на восток от города по Чинчука-роуд. Это шоссе, которое поднимается в горы. Там рядом с дорогой камень с похожим на орла указателем на старую тропу, по которой ехали фургоны переселенцев.

Подошла Джейнис с конвертом в руках. Холли улыбнулась. Джейнис передала конверт и перевернула гроссбух, чтобы Холли могла расписаться.

– Я приеду туда так скоро, как только смогу, – пообещал Соломон. – Будьте осторожны.

Холли поставила подпись, чувствуя себя глядящей на мир сквозь телескоп не со стороны окуляра, а со стороны объектива:

– Я постараюсь.

Телефон щелкнул. Холли поглядела на Джейнис, рассматривающую гостью с неподдельной тревогой:

– Дорогая, с вами все в порядке?

– Спасибо, все хорошо. – Холли положила ручку на гроссбух и попятилась к двери, пытаясь вспомнить, что именно наговорила и что могла расслышать Джейнис.

Ведь Соломон предупреждал ни с кем не разговаривать. Боже, что же она наделала?!

– Спасибо за это. – Холли махнула конвертом. – Я очень благодарна, что потратили на меня время.

Она повернулась и заспешила прочь, чересчур громко стуча каблуками по отполированному каменному полу.

Соломон нажал на отбой и посмотрел на могилу перед собой.

Во время разговора он отошел от Билли Уокера, чтобы тот не подслушал. Брел по кладбищу и оказался перед самым большим надгробием. Как и особняк в центре города, надгробие выделялось роскошью и размером и было построено для того же человека. Вырезанные в камне слова гласили:

Надгробие из белого камня, как и церковь. Привезенного издалека. Наверху и сбоку отметины, змеистые следы в тех местах, где камень растрескался и был залеплен цементом не вполне подходящего цвета и состава.

– Что здесь случилось? – спросил Соломон, ведя рукой по трещинам, ощущая острые каменные края.

Билли не ответил. Соломон уловил движение в воздухе.

Повернулся и увидел глядящий на него черный зрачок дробовика. Третий раз за день.

– Держи руки так, чтобы я мог их видеть, – приказал Билли.

В руке, поддерживающей ложе ружья, он держал второй телефон. Соломон понял, что произошло.

– Я не убивал Пита Такера, – сказал он, поднимая руки.

– Не двигаться!

– Ты в меня не выстрелишь.

– Хочешь проверить? Тогда попробуй подойди.

– Билли, ты когда-нибудь убивал людей? – спросил Соломон, сделав еще один шаг. – Когда-нибудь глядел в лицо, наблюдая, как из него уходит жизнь? Ты точно хочешь, чтобы на твоей совести появился такой грех? Кстати, спасибо за телефон.

Соломон швырнул телефон Билли, и тот инстинктивно проводил его глазами. Рефлекс диктовал подхватить, не позволить разбиться.

Соломон использовал заминку: прыгнул, схватил ружье за ствол, отвел, сильно дернул, заставив и человека, и оружие податься вперед. Палец Билли надавил на спуск, грохнуло, картечь понеслась, раздирая широкие сердцевидные листья тополя. А Соломон в том же движении развернулся и ткнул локтем, целясь, однако, не в переносицу, а в лоб. Сильный удар по носу может загнуть обломки кости в мозг и убить человека.

Но откуда это известно? Как тело выучилось движениям, нужным, чтобы разоружить наставившего дробовик человека? Откуда он знает, какие удары могут убить, а какие нет?

Локоть врезался в голову. Та мотнулась назад. Соломон снова дернул за дробовик – и вырвал его из рук Билли, истошно завопившего:

– Отис! Отис, фас!!!

Соломон продолжал поворачиваться, используя момент рывка. Снова накатила жаркая волна необоримой ярости. Он ткнул другим локтем сбоку в голову Биллу, испытав в момент удара яркую радость. Парень обмяк, осел наземь, закатив глаза, Соломон упал рядом на колени, рука подхватила с земли камень, будто превратившись в живое воплощение вырвавшегося наружу гнева. Гнев давил, распирал грудь. Рука сама схватила камень, занесла над головой.

«Бей! – приказал голос внутри. – Ударь по голове! Вышиби мозги! Тебе станет легче. И узнаешь, кто ты на самом деле».

Соломон представлял камень, расколотый череп, кровь так ярко, словно уже совершил убийство. Камень обрушился вниз – и шлепнулся оземь рядом с головой Билли Уокера. Соломон и сам не вполне понял, что заставило руку свернуть с подсказанного гневом пути. Чем бы это ни было, оно сохранило человеку жизнь. Соломон отошел, чтобы очередной приступ ярости не заставил снова подхватить камень.

Соломон вспотел и тяжело дышал, но не от усилий схватки, а от кипящей внутри злобы. Справа рыкнули – там, у миски с водой, уложив большую голову на передние лапы, засыпал бульдог. Он вздрогнул, изо всех сил стараясь двинуться с места, рыкнул снова, отчаянно пытаясь гавкнуть, – и сдался, закрыл глаза. Уснул.

Медленно и глубоко вдохнув, Соломон закрыл глаза, потом выдохнул и принялся за работу.

Он отыскал в пикапе нож, веревку, а в кузове – пачку черных пластиковых хомутов, упакованных в коробку. Ими он стянул запястья и лодыжки Билли, перетащил его к стволу дерева и крепко привязал, употребив для того большую часть веревки. Оставшийся кусок в двенадцать футов Соломон обрезал, сунул нож за пояс, отыскал ящик с бутылками воды в кузове пикапа, вытащил две; одну выпил сразу, аккуратно свинтил крышку со второй и высыпал туда четверть оставшегося «Амбиена». Лекарство было из спальни Холли. Четверть его пошла в миску с водой для пса. Хватило, к счастью, только усыпить, а не убить. Бульдог звучно похрапывал. Значит, с дозой получилось без ошибки. Соломон потряс бутылку, чтобы растворить снотворное, и оставил ее рядом с обмякшим Биллом. Очнувшись, тот захочет пить, сможет дотянуться и свинтить крышку – и тут же снова провалится в забытье. Потом настала очередь ружья. Разрядить, патроны закинуть подальше, чтобы трудно было отыскать.

Завидев Соломона на крыльце, жеребец оторвал морду от поилки, но тут же вернулся к питью. Его наездник глянул вниз, на дорогу, затем вверх, на уходящую в горы тропу, подошел к прикрепленной на двери карте.